Forums

Один из самых распространённых сюжетов, встречающийся в святочных быличках - это гадания. Занятие это было очень опасно и не всегда хорошо заканчивалось для гадающих. Нечисть не просто шутила и пугала людей, она делала всё возможное, чтобы погубить того, кто осмелился спрашивать их о будущей судьбе.  Встреча с кем-то, наподобие скачущей сороки По словам одного обывателя, в ночь на Крещенье один крестьянин ушел с девушками ко кладбищу «полоть просо». Было уже около полуночи.Смотрели они в сторону кладбища и увидели, что с косогора кладбища спускается в сторону их кто-то, наподобие скачущей сороки, и при приближении к ним увеличивается быстро. Рассказчик и девушки бросились бежать. Дошли они до первой избы и вошли в нее, причем ворота и двери затворили с молитвой. Лишь только они успели войти в избу, как стало слышно, что ворота сильно затрещали, как бы стали ломать их, а под окном послышалось: «Счастливы, что заперли ворота, благословясь!» – сказал кто-то. Полуразвалившаяся печь В ночь на Крещение девушки ушли погадать ко вдове и у ней засиделись до полуночи. Во дворе этой вдовы у самой конюшни стояла давно заброшенная нежилая изба. Вот пришло девушкам на ум идти выслушивать звуки в эту нежилую избу. В деревне в избах огней уже не было. Выслушивали девушки в заброшенной избе, и вдруг стало слышно им, что полуразвалившаяся печь издает какие-то особенные могильные звуки. Девушки испугались и побежали. Забежали они ко вдове и сказали ей, что печь издает какие-то особенные звуки. А вдова-то, видно, была из знающих и нетрусливых. В ту же минуту она двери заперла и перекрестила их. Потом стала перекрещивать окна. Когда она перекрещивала окна, в одно из них увидела, что из нежилой избы тащится раскаленная докрасна печь, так что от нее сыплются искры. Подошла печь к двери, но крестная сила в избу ее не пустила. Святочницы Недавно я слышала, что есть еще святочницы, которые могут появляться только на святках. Они некрасивы, с ног до головы покрыты волосами, говорить не могут, только поют без слов и пляшут. Местопребыванием их были неосвященные избы; впрочем, иногда встречают их на улице. Попасть в их руки очень опасно. Длинными ногтями они отколупывают куски мяса и часто заколупывают до смерти. Вот что рассказывали мне об одной встрече со святочницами. Собрались раз пять девок и пошли в баню, чтобы там повеселиться. Подходят к бане, слышат, там уже кто-то поет и пляшет. «Верно, сюда еще раньше нас собрались», – подумали девки и, нисколько не опасаясь, отворили дверь и вошли. Смотрят, а там две святочницы. Одна святочница захлопнула дверь, а другая начала колупать девок. Вырвались девки кое-как из бани, побежали, а святочницы за ними, рвут куски мяса то у одной, то у другой. Вспомнила одна из девок, что эти чудовищи любят рядиться в бусы, сдернула с себя несколько ниток, разорвала и рассыпала по снегу; то же сделали и все остальные. Святочницы обрадовались, бросились подбирать, а девки тем временем успели добежать до дворов, вскочить в хату и захлопнуть дверь. Старичок в колпачке Ворожили раз девки о святках. Церковь-то от деревни была за мяндациком таким. Ноць мисецная, светлая. По дороге-то церез мяндацик церковь видна. Вот девки и заспорили: никому, говорят, не сходить к церкве на колоколину, да и не созвонить, одна девка смелая была. – А я, – говорит, – схожу. Вот и побежала. Другие девки стоят ждут за мяндациком. Ну побежала и побежала. Прибежала на колоколину и созвонила – смелая ушто была шипко – и назад побежала. Побежала назад-то, а на дороге на лисёнке старицёк сидит, никак мимо ёво продти нельзя. А на старицке-то коупацёк белиет. Она схватила у ёво с головы коупацёк, унесла. Прибежала к девкам и бахвалит. – Вот как я-то, и коупацёк ошшо принесла! Разошлись по домам. Девка эта ушла домой. А жила-то богато, и одна она была у отца у матери, боле и детей не было. Только легли спать, вдруг под окном цуют – стуцит хто-то да и крицит: – Отдай, девка, коупацёк! Она вынесла. Он не берет. – Там, – говорит, – отдай, где взяла. Так и другую, и третью ноць. Все стуцит да крицит: «Отдай коупацёк», – житья не стало. Вот созвау отец девки попа, да сослужили над ей молебен, да собрауся ноцью народ, да и пошла она отдавать коупацёк. Народ за оградой остауся, а она в ограду зашла. Видели, как шла, видели, как старицку подала, видели, как ему коупацёк на голову надела. А тут, только руками замахали оба, да зойкало што-то, да только их и видели: не стало ни девки, ни старицка. Так и згибла. Гаданье с ложками В кадку с водой кладут ложки по числу семенников, заметив, которая чья. Затем болтают воду. (Оставляют) ложки в кадке до утра. Утром смотрят, и если все ложки в груде, то в течение года никто в семействе не умрет, а если одна чья-либо отстала, то этот член семьи непременно в этот год умрет. В нашей деревне в одной семье в прошлый новый (1897-й) год это делали, как говорят сами члены этой семьи; положили они ложки, разболтали, как водится; наутро встали, смотрят, и одна ложка девочки лет двенадцати оказалась плавающей особо от общей кучки. «Я, – рассказывала мать этой девочки, – как взглянула и ахнула. Ну, Олька, говорю, уж беспременно ты в этом году умрешь!» Да вот так оно и вышло. Умерла она, не доживши до Николы. Гаданье с соломой Выкидывают в потолок горсть соломинок, и сколько пристанет к потолку, столь велика будет и семья, в которую отдадут. (Так гадают только девушки.) «Это верно, – говорила мне одна баба из нашей же деревни. – Я, говорит, была четырнадцати годов; пожалуй, и не думала, что в этот год выйду замуж, а все-таки дай, думаю, выкину соломки, ведь греха тут нет никакого. Выкинула и воокурат десять соломинок пристало к потолку; так оно и сбылось. После Крещенья подъехал Еграф, стал свататься, да и сосватались, и ушла я одиннадцатая в семью». Гаданье в овчарне Под Новый год гадают. Девки отправляются вечером в овчарух и ловят овец. Если поймают рябую овечку, значит, жених будет рябой, если белую, то белый, а если черную, то жених будет «смоляной», то есть черный. Один раз, рассказывала мне девушка Акулина Брежнева, стали наши девки гадать, пошли в овчарух, обвязали овечек поясами да и ушли в хату, а ребята поразвязали овец, наловили собак, обвязали их поясами да и пустили в овчарух. Пришли наутро девки смотреть овец, глядь – а вместо овец – собачец. Что ж бы вы думали: повышли те девки замуж, ни у одной хорошей жизни не было! Сабля жениха …До заутрени надо ворожить на святках. Одна так и сделала. Родители ушли к заутрене, она села за стол и сказала: – Суженый-ряженый мой, садись со мной. Приходит, значит, человек к ей, вроде хотел присести. Военный. Снял саблю, положил на лавочку. И только хотел к ей присесть, она сразу заревела: – Чур со мной! Чур со мной! Он соскочил и убежал. А саблю-то оставил. Ей бы надо было ее выбросить наотмачь, а она ее взяла и в ящик положила. Вот теперь этот жених отслужил службу и как раз приехал через год и у родителей стал свататься. Но там многие сватались. Теперь и она сказала: – Но, мать, я вот этого и выберу. Он, – говорит, – и прибегал. Пойду за него. Ее, значит, просватали. Вот они год живут, другой живут. Теперь и святки подошли. Так же вот приходят, значит, спрашивают: – Как вы ране ворожили? (Как вот вы пришли). Она и говорит: – Я вот эдак ворожила. Села, он ко мне только хо тел прикоснуться, саблю положил на лавку, хотел при сесть, я заревела: «Чур со мной! Чур со мной!» Он убе жал, а сабля-то, – говорит, – у меня осталась. А этот, хозяин-то ее, да говорит: – Вы, ребята, не слушайте ее. Она вам наскажет! – Да ты что «наскажет»! Да она у меня и сейчас в ящике, сабля-то лежит. – Ну-ка, покажи-ка. Она все со дна выгребла, вытащила ему: – Вот, – гыт. Он поглядел. – Паря, действительно, моя сабля-то, бывшая… Я, – гыт, – когда-то терял саблю… Потом, значит, немножко погодя: – А, дак ты за меня неспроста вышла замуж? – Раз! – ей отсек голову. О проклятии родителями детей В давнее время в одном селе (название не знают) жил священник, у которого в семействе была жена и годовая дочь. Однажды – это случилось во время Рождественской славы – священник, пришедши домой после славления, положил святой крест на столе, а сам вышел в другую комнату. Между тем годовая дочка его, ползавшая по комнате, увидела на столе крест и как-то смогла стащить его на пол. Поигравши с ним, она намочила на святой крест и продолжала играть. В это время входит ее отец и, увидевши происшедшее, сказал в сердцах: «Будь ты проклята на двадцать лет». Сказавши это, он скоро же схватился, что сказал неладно, но делать было уже нечего – слово назад не воротишь. Дочь его сразу же после проклятия, как бы испугавшись чего-то, переменилась в лице и сделалась нездорова. Когда отец проклял свою дочь, говорили рассказчики, то в это самое время черти взяли священническую дочь, а ему оставили обороченное осиновое полено, которое тот и начал воспитывать вместо дочери. Время шло, а обороченная поповская дочь была все одинакова, ни росла, ни крепла и даже очень редко кричала. Бывало, начнешь ее кормить – она ест сколько угодно; не кормишь ее сутки и даже двои, она, к удивлению всех, все молчит да лежит на печи. Между тем настоящая дочь священника жила у чертей. Те часто ее ругали и обижали, говоря: «Ты крещеная, а не наша, вот придет время, мы тогда тебя выгоним». В то же время они учили ее делать людям всевозможный вред. Кто положит какую-нибудь вещь без благословения Христова, она все это тащила к себе. Особенно много она наворовала у своего отца. Время, между тем, шло, и вот уже наступил двадцатый год со времени проклятия священником своей дочери. Черти по истечении положенного срока выгнали от себя проклятую поповну, говоря: «Ты нам теперь не нужна, твой срок кончился, – иди куда угодно». Поповна, захвативши с собою наворованное имущество, поселилась в голбище нежилого дома, находящегося в том селе, из которого она происходила. Время было святочное. Молодые парни и девушки этого села пожелали в один вечер устроить «игрище» (вечорку). Местом для этой цели они избрали ту нежилую избу, где поселилась проклятая отцом дочь. Вечером в условленный день собрались парни и девушки в означенное место и начали играть попарно, каждый парень с выбранной девушкой. Одному парню не хватило девушки. Не желая останавливать игру, он сказал своим товарищам: «Вы, господа, поиграйте, а я посмотрю на вас, пока не придет мне пара». Вдруг в это время все слышат голос: «Я тебе пара, – возьми меня». Первоначально все присутствующие изумились, не зная, откуда раздался этот голос. Но голос раздается во второй и в третий раз. Все присутствующие, испуганные неожиданным голосом, разбежались по домам. Пришел домой и тот парень, которому не хватило девушки. Но и дома он слышит голос из-за окна: «Я тебе пара, возьми меня». Прошло около двух дней, а голос все не прекращался. Тогда этот парень вместе со своими родителями порешил доложить об этом священнику, отцу проклятой поповны. Священник вместе с дьяконом порешили сходить в эту нежилую избу. Пришедши туда вместе с некоторыми прихожанами, между прочим с упомянутым парнем и с родителями его, все они вошли в голбец. Там они увидели девушку, накрывавшуюся шалью. Священник сказал ей: «Если ты крещеная, подойди поцелуй святой крест и Евангелие, тогда твоя пара и возьмет тебя». Девушка сбросила шаль и, оградивши себя крестным знамением, подошла и приложилась ко кресту и Евангелию. Собой она была очень красива, и поэтому упомянутый парень с большим удовольствием пожелал ее взять замуж. Вскоре после свадьбы молодая стала справлять свои именины. На именины, между прочим, позван был и священник с супругой, отец и мать молодой. Последняя с намерением приказала подать те их именные приборы, которые она украла у них, находясь еще у чертей. Священник с супругой сразу же обратили на это внимание и спросили хозяина, откуда он достал такие приборы. Тот ответил, что эти вещи принесла их молодая сноха. Позвана была молодая. Последняя, подошедши к отцу с матерью, сказала: «Здравствуйте, тятенька и маменька!» Священник, не обративши на это внимания, спросил ее, откуда она достала эти вещи. Молодая, в свою очередь не обративши на это внимания, сказала священнику: «…вспомни, отец, как двадцать лет тому назад ты проклял свою дочь; эта проклятая тобою дочь – я. Двадцать лет я жила у бесов и в это время воровала у тебя все, что было положено без благословения Христова. Таким образом я украла у тебя и эти приборы». Священник, изумленный этим, сказал, что хотя он и проклял свою дочь, но она у него и теперь живет. «Да, живет, – сказала молодая, – но не дочь, а осиновое полено». Священник, желая уверить молодую, пригласил ее посмотреть свою дочь. Молодая согласилась. Когда они пришли в дом священника, обороченная дочь его, лежавшая на печи, закричала во все горло. Молодая, стащивши ее оттуда, положила в принесенное поганое корыто и ударила топором. Вместо оборотня в корыте действительно оказалось осиновое полено. «Вот кого, – сказала молодая, – кормили вы, тятенька, двадцать лет вместо меня». Жених – черт Как-то раз вечером на святках собрались девки в новую, неосвященную хату. На дворе бушевала вью… (текст прерван и начат сначала) Здесь на этот счет ходит такой рассказ. Собрались однажды девки на посиделки в новую избу погулять и погадать. Изба была еще неосвященная, образов в ней не было. Одна из девок, красавица собой, посоветовала и кресты снять. Сделали все это, да и испугалися, нашел на них страх. Тогда затейница стала гадать первая. Поставила на стол миску похлебки, положила две ложки, сама и говорит: – Суженый-ряженый, приходи ко мне поужинать! Тут сейчас же послышался колокольчик, подкатили к избе сани, и в комнату появился красивый мужчина. Он взял под руку девушку, вывел из избы, посадил в сани и помчался с нею к себе в невидимую «тайную» деревню и сделал ее своею женою. Там она жила в довольстве и богатстве, но затосковала по своим домашним и хотела бы обратно, но это ей не удалось, а муж не хотел отпустить ее добровольно. Раз во сне она услышала чей-то голос, который сказал ей, что выручить ее может только крестная мать. От тоски она заболела и слегла. Муж очень любил ее и заботливо за нею ухаживал. Она и попросила его, чтобы он привез к ней из их деревни вдову Марью. Муж не отказал. Появилась крестная, узнала крестницу. – Какая ты стала худая, – говорит, – да на тебе, – говорит, – и креста нет! И при этом сняла свой крестик и надела на больную. Тут муж ее весь почернел, загоготал, забил в ладоши – все исчезло, и обе они очутились среди пустого поля, в глухую ночь, верстах в десяти от своей деревни, куда и вернулись утром. Гаданье в овине А вот бывальщина, рассказанная моим отцом. Я, говорит, в то время был лет восемнадцати. Приходят раз дочери духовного звания, девицы села Троицкого, что на Вохме, к овину слушать и завораживаются, если же из овина хлопнет по жопе рукавицей, то выйду за попа, а ежели голой рукой, то выйду замуж за крестьянина. Когда эти девицы завораживались, как раз у попа сушил овин крестьянин Семен Владимирович деревни Горы Троицкого прихода. В это время он сидел в подлазе и весь разговор слышал. Одна девица спустила жопу под овин. Этот крестьянин хлопнул голой рукой, девка своим товаркам говорит, меня хлопнуло голой рукой. Спустила поповна. Семен Владимиров схватил за платье и давай хлопать изрядно, так что та некошно заревела. Те перепугались, схватили поповну за платье, оборвали все и домой марш. После этого ворожеи, все пять девиц, вылежали в горячке. Загадывание на сон Пришла я с загадок и задумала суженого вызвать – страх хотелось мне узнать, правда это или нет, что к девушкам ночью суженые приходят. Вот стала я ложиться спать, положила гребенку под головашки и сказала: «Суженый-ряженый, приходи ко мне мою косу расчесать», – сказавши так-то, взяла я и легла спать, как водится, не крестясь и не помолившись Богу. И только это я, милые мои, заснула, как слышу, полез кто-то мне под головашки, вынимает гребенку и подходит ко мне: сдернул с меня дерюгу, поднял, посадил на кровати, сорвал с моей головы платок и давай меня гребенкой расчесывать. Чесал, чесал, да так зацепил гребенкой за косу, да как дернет – ажио у меня голова затрещала. Я как закричу… Отец с матерью вскочили, мать ко мне, а отец огонь вздувать. Вздули огонь, а отец и спрашивает: «Чего ты, Апрось, закричала?» Я рассказала, как я ворожила и как меня кто-то за косы дернул. Отец вышел в сенцы, стал осматривать двери – не видать ничего. Пришел он в избу, взял кнут и давай меня кнутом лупцевать – лупцует да приговаривает: «Не загадывай каких не надо загадок, не призывай чертей». Мать бросилась было отнимать – и матери досталось через меня. Легла я после того на постелю, дрожу вся, как осиновый лист, и реву потихоньку: испужалась, да и отец больно прибил. А утром только поднялась – вижу, голова моя болит так, что дотронуться до нее нельзя. Глянула я около постели своей на земь – вся земь усыпана моими висками. Вот как «он» меня расчесывал. Стала я сама расчесывать косу, а ее и половины не осталось – всю почти суженый выдернул.  

Итак, мы помним, что страшный святочный рассказ вырос из святочных быличек, жутковатых и поучительных. Самые известные из них - это рассказы о Звоньском. Так называли лешего в деревне Звонково, который шутил над людьми, особенно во время Святок. Опасные шутки нечисти над ничего не подозревающим человеком - одна из основных тем святочных быличек. Вечная борьба, где нечистые изо всех сил стараются заморочить, обмануть и получить себе в распоряжение ещё одну заблудшую душу, играя на человеческих пороках и страстях; а люди силой своей веры и молитвами стараются оградить себя от вредного влияния святочных беспокойных гостей.  Рассказы о Звонкоськом Однажды в святки, в начале вечера, из Каргополя выехал крестьянин, проехал он верст пять-шесть, слышит, сзади кто-то нагоняет. Когда едущий поравнялся с ним, то мужик, по обыкновению, спросил: «Откуль да куды?» «Со Звонкова в Харлушину на госьбище», – ответил промчавшийся незнакомец. Мужик только перекрестился, да волосы на голове зашевелились. В другой раз мужичок, тоже в святки, рубил лес в глухом острову, верстах в восьми от Харлушины, и заночевал в лесной избушке. Вечером выходит он по нужде из избушки и слышит звон колокольчика. Мужик остолбенел, место глухое – лес, проезжей дороги через него нет, а колокольчик все ближе и ближе, и вдруг мимо него словно полозья прошуршали. Мужику не до сна, ночью домой прибежал. Перестал он с тех пор в лесу ночевать и всех потом уверял, что это Звонкоськой в Харлушину на госьбище ехал. На госьбище тоже видали Звонкоського. Однажды девушка-подросток, которой нашлось место только на печке, рассказывала, что когда «девки и мужики плясали в кругу, то среди них ходил один выше воронця с большими зубами», а так как нет ни одного мужика, который был бы выше воронця, то, конечно, это был Звонкоськой. Иногда Звонкоськой принимает вид того или другого парня. Раз, тоже в Харлушине и в святки, одна гостья, сидевшая у окна, взглянула, не благословясь, на улицу и увидела за окном знакомого ей близкого молодца, она приникла к стеклу, а он через стекло поцеловал ее, и эта девушка тут же сошла с ума. Это тоже был Звонкоськой, а парня, под видом которого он явился, и на «биседе» не было. Как черт посадил мужика под выскирь Крестьянин Петров ходил версты за четыре в Другую деревню в конце декабря. Попадается ему приятель Сергей Ворзин. Пошли вместе домой. Встреча была часу в первом дня, и шли они долго – четыре версты до дому, так что их застигла в лесу ночь. Приятель Ворзин говорит Петрову – надо ночевать, видно, мы заблудились. Петров согласился на предложение Ворзина, как Ворзин отрекомендовался Петрову, что он здесь знает рядом лесную избушку промышленников. Повел Петрова. Действительно, таковая оказалась рядом, только дверь очень была низка. Ворзин, конечно, не из маленьких был, а очень быстро пролез первым. Петров же был не более Ворзина, но никак пролезть не может. Однако с большими усилиями и с помощью Ворзина влез в избушку, и расположились ночевать. Перед сном Петров, по обычаю, стал молиться на сон грядущий Богу. Молитвы почти все перечитал, последнюю начал «Да воскреснет Бог»… И видит Петров, что его приятеля Ворзина нет в избушке, а он сам под выскирем, и ноги у него на воле в снегу. Весь измерз, едва вылез оттуда. Да ладно, что близко от дороги, а то бы замерз. Еле дошел домой живым. И утверждает, что был он не выпивши, и теперь верит крепко, что есть черт и действует молитва. Святочницы Святочницы появляются в Рождественскую ночь, живут в неосвещенных избах, загадывают загадки, могут унести с собой человека, не отгадавшего загадку. Их можно встретить в Рождественскую ночь или на Святки. При встрече пристают с вопросами и загадывают загадки. Если кто не ответит, они забирают с собой. Святочницы живут в неосвещенных избах. В дни Святок нельзя ни про кого говорить:
— Чтоб тебя леший унёс! Считалось, что тот человек сгинет со свету.
Чтобы не увидать святочницу, нужно всё делать благословясь!!

В известной (обычно по отрывку) балладе "Светлана" описан типичный сюжет с одним из страшных гаданий на суженого со свечой и зеркалом. Считалось, что после всех необходимых действий в зеркале можно увидеть своего суженого и дальнейшую судьбу, но на самом деле, опасность данного гадания состоит в том, что во время его является нечистый, оборачивающийся человеком, и заглядывает через левое плечо в зеркало или появляется непосредственно в зеркале. В быличках описаны случае, когда нечистому удавалось сильно наказать нерасторопную девицу, не успевшую зачурать видение в зеркале или нечаянно оглянувшуюся через плечо на того, кто подошёл сзади. В лучшем случае, гадающая навсегда оставалась с каким-нибудь изъяном: кривой шеей, одноглазой или горбатой. В худшем же, лукавый сворачивал девушке шею или уволакивал с собой в преисподнюю. Помимо этого в балладе Жуковский взял ещё один распространённый для святочных быличек сюжет: умыкание ничего не подозревающего человека нечистой силой, которая перекидывалась знакомым или родственником, заморачивала голову и уводила в чистое поле или на кладбище, подводила к краю полыньи и пыталась утопить попавшегося на уловку человека. В балладе всё заканчивается для Светланы благополучно, как и во многих быличках. Герою достаточно вспомнить о силе молитвы и святого креста, чтобы чары спали. Впрочем, этнографами собраны и такие былички, где герой гибнет нехорошей смертью, утопленный в полынье, задавленный овинником или разорванный святочницами.  В. А. Жуковский. Светлана А. А. Воейковой Раз в крещенский вечерок
     Девушки гадали:
За ворота башмачок,
     Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
     Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
     Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
     Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
     Песенки подблюдны.
Тускло светится луна
     В сумраке тумана —
Молчалива и грустна
     Милая Светлана.
«Что, подруженька, с тобой?
     Вымолви словечко;
Слушай песни круговой;
     Вынь себе колечко.
Пой, красавица: „Кузнец,
Скуй мне злат и нов венец,
     Скуй кольцо златое;
Мне венчаться тем венцом,
Обручаться тем кольцом
     При святом налое“».
«Как могу, подружки, петь?
     Милый друг далёко;
Мне судьбина умереть
     В грусти одинокой.
Год промчался — вести нет;
     Он ко мне не пишет;
Ах! а им лишь красен свет,
     Им лишь сердце дышит...
Иль не вспомнишь обо мне?
Где, в какой ты стороне?
     Где твоя обитель?
Я молюсь и слезы лью!
Утоли печаль мою,
     Ангел-утешитель».
Вот в светлице стол накрыт
     Белой пеленою;
И на том столе стоит
     Зеркало с свечою;
Два прибора на столе.
     «Загадай, Светлана;
В чистом зеркала стекле
     В полночь, без обмана
Ты узнаешь жребий свой:
Стукнет в двери милый твой
     Легкою рукою;
Упадет с дверей запор;
Сядет он за свой прибор
     Ужинать с тобою».
Вот красавица одна;
     К зеркалу садится;
С тайной робостью она
     В зеркало глядится;
Темно в зеркале; кругом
     Мертвое молчанье;
Свечка трепетным огнем
     Чуть лиет сиянье...
Робость в ней волнует грудь,
Страшно ей назад взглянуть,
     Страх туманит очи...
С треском пыхнул огонек,
Крикнул жалобно сверчок,
     Вестник полуночи.
Подпершися локотком,
     Чуть Светлана дышит...
Вот... легохонько замком
     Кто-то стукнул, слышит;
Робко в зеркало глядит:
     За ее плечами
Кто-то, чудилось, блестит
     Яркими глазами...
Занялся от страха дух...
Вдруг в ее влетает слух
     Тихий, легкий шепот:
«Я с тобой, моя краса;
Укротились небеса;
     Твой услышан ропот!»
Оглянулась... милый к ней
     Простирает руки.
«Радость, свет моих очей,
     Нет для нас разлуки.
Едем! Поп уж в церкви ждет
     С дьяконом, дьячками;
Хор венчальну песнь поет;
     Храм блестит свечами».
Был в ответ умильный взор;
Идут на широкий двор,
     В ворота тесовы;
У ворот их санки ждут;
С нетерпенья кони рвут
     Повода шелковы.
Сели... кони с места враз;
     Пышут дым ноздрями;
От копыт их поднялась
     Вьюга над санями.
Скачут... пусто все вокруг,
     Степь в очах Светланы:
На луне туманный круг;
     Чуть блестят поляны.
Сердце вещее дрожит;
Робко дева говорит:
     «Что ты смолкнул, милый?»
Ни полслова ей в ответ:
Он глядит на лунный свет,
     Бледен и унылый.
Кони мчатся по буграм;
     Топчут снег глубокий...
Вот в сторонке божий храм
     Виден одинокий;
Двери вихорь отворил;
     Тьма людей во храме;
Яркий свет паникадил
     Тускнет в фимиаме;
На средине черный гроб;
И гласит протяжно поп:
     «Буди взят могилой!»
Пуще девица дрожит;
Кони мимо; друг молчит,
     Бледен и унылый.
Вдруг метелица кругом;
     Снег валит клоками;
Черный вран, свистя крылом,
     Вьется над санями;
Ворон каркает: печаль!
     Кони торопливы
Чутко смотрят в темну даль,
     Подымая гривы;
Брезжит в поле огонек;
Виден мирный уголок,
     Хижинка под снегом.
Кони борзые быстрей,
Снег взрывая, прямо к ней
     Мчатся дружным бегом.
Вот примчалися... и вмиг
     Из очей пропали:
Кони, сани и жених
     Будто не бывали.
Одинокая, впотьмах,
     Брошена от друга,
В страшных девица местах;
     Вкруг метель и вьюга.
Возвратиться — следу нет...
Виден ей в избушке свет:
     Вот перекрестилась;
В дверь с молитвою стучит...
Дверь шатнулася... скрыпит...
     Тихо растворилась.
Что ж?.. В избушке гроб; накрыт
     Белою запоной;
Спасов лик в ногах стоит;
     Свечка пред иконой...
Ах! Светлана, что с тобой?
     В чью зашла обитель?
Страшен хижины пустой
     Безответный житель.
Входит с трепетом, в слезах;
Пред иконой пала в прах,
     Спасу помолилась;
И с крестом своим в руке,
Под святыми в уголке
     Робко притаилась.
Все утихло... вьюги нет...
     Слабо свечка тлится,
То прольет дрожащий свет,
     То опять затмится...
Все в глубоком, мертвом сне,
     Страшное молчанье...
Чу, Светлана!.. в тишине
     Легкое журчанье...
Вот глядит: к ней в уголок
Белоснежный голубок
     С светлыми глазами,
Тихо вея, прилетел,
К ней на перси тихо сел,
     Обнял их крылами.
Смолкло все опять кругом...
     Вот Светлане мнится,
Что под белым полотном
     Мертвый шевелится...
Сорвался покров; мертвец
     (Лик мрачнее ночи)
Виден весь — на лбу венец,
     Затворены очи.
Вдруг... в устах сомкнутых стон;
Силится раздвинуть он
     Руки охладелы...
Что же девица?.. Дрожит...
Гибель близко... но не спит
     Голубочек белый.
Встрепенулся, развернул
     Легкие он крилы;
К мертвецу на грудь вспорхнул...
     Всей лишенный силы,
Простонав, заскрежетал
     Страшно он зубами
И на деву засверкал
     Грозными очами...
Снова бледность на устах;
В закатившихся глазах
     Смерть изобразилась...
Глядь, Светлана... о творец!
Милый друг ее — мертвец!
     Ах!.. и пробудилась.
Где ж?.. У зеркала, одна
     Посреди светлицы;
В тонкий занавес окна
     Светит луч денницы;
Шумным бьет крылом петух,
     День встречая пеньем;
Все блестит... Светланин дух
     Смутен сновиденьем.
«Ах! ужасный, грозный сон!
Не добро вещает он —
     Горькую судьбину;
Тайный мрак грядущих дней,
Что сулишь душе моей,
     Радость иль кручину?»
Села (тяжко ноет грудь)
     Под окном Светлана;
Из окна широкий путь
     Виден сквозь тумана;
Снег на солнышке блестит,
     Пар алеет тонкий...
Чу!.. в дали пустой гремит
     Колокольчик звонкий;
На дороге снежный прах;
Мчат, как будто на крылах,
     Санки кони рьяны;
Ближе; вот уж у ворот;
Статный гость к крыльцу идет...
     Кто?.. Жених Светланы.
Что же твой, Светлана, сон,
     Прорицатель муки?
Друг с тобой; все тот же он
     В опыте разлуки;
Та ж любовь в его очах,
     Те ж приятны взоры;
То ж на сладостных устах
     Милы разговоры.
Отворяйся ж, божий храм;
Вы летите к небесам,
     Верные обеты;
Соберитесь, стар и млад;
Сдвинув звонки чаши, в лад
     Пойте: многи леты!
Улыбнись, моя краса,
     На мою балладу;
В ней большие чудеса,
     Очень мало складу.
Взором счастливый твоим,
     Не хочу и славы;
Слава — нас учили — дым;
     Свет — судья лукавый.
Вот баллады толк моей:
«Лучший друг нам в жизни сей
     Вера в провиденье.
Благ зиждителя закон:
Здесь несчастье — лживый сон;
     Счастье — пробужденье».
О! не знай сих страшных снов
     Ты, моя Светлана...
Будь, создатель, ей покров!
     Ни печали рана,
Ни минутной грусти тень
     К ней да не коснется;
В ней душа как ясный день;
     Ах! да пронесется
Мимо — Бедствия рука;
Как приятный ручейка
     Блеск на лоне луга,
Будь вся жизнь ее светла,
Будь веселость, как была,
     Дней ее подруга.

И как пример, сказка Ремизова А. М. из книги "Посолонь", которая вполне попадает в жанр страшного святочного рассказа. Дело в том, что именно страшные святочные рассказы родились из жутковатых быличек, рассказываемых обычно на Святки детям и молодёжи в назидание. Чтобы вели себя потише и поскромнее, были осторожнее морозными зимними днями и ночами, не нарушали ненароком древних негласных законов и не злили нечисть, пришедшую в мир людей. Потому что святочная нечисть непосредственно относится к миру мёртвых, миру предков, оскорбить которых - значит, навлечь гнев на весь род людской. В ведении мёртвых находилась, по сути, хрупкая человеческая жизнь. От них зависел урожай в летний период, погода и даже болезни и бедствия.  Ночь тёмная1. А. М. Ремизов Не в трубы трубят, - свистит ветер-свистень, шумит, усбушевался. Так не шумела листьями липа, так не мели мётлами ливни.
  Xунды-трясучки2 шуршали под крышей.
  Не гавкала старая Шавка, свернувшись, хоронилась Шавка в сторожке у седого Шандыря - Шандырь-шептун3 пускал по ветру нашепты, сторожил, отгонял от башни злых хундов.
     В башне шёл пир: взбунтовались ухваты, заплясала сама кочерга, Пери да Мери, Шуды да Луды4 - все шуты и шутихи задавали пляс, скакали по горнице, инда от топота прыгал пол, ходила ходуном половица.
      Бледен, как месяц, сидел за столом Иван-царевич.
      За шумом и непогодой не было слышно, сказал ли царевич хоть слово, вздохнул ли, посмотрел ли хоть раз на невесту царевну Копчушку.
      В сердце царевны уложил ветер все её мысли.
      Прошлой ночью царевне нехороший приглазился сон, но теперь не до сна, только глазки сверкают.
      Ждали царевича долго, не год и не два, тёмные слухи кутали башню. Каркал Кок-Кокоряшка5: "Умер царевич!" А вот дождались: сам прилетел ясный сокол.
      Всем заправляла Коза: известно, Коза - на все руки, не занимать ей ума - и угостить, и позабавить, и хохотать верховая.
      А ветер шумел и бесился, свистел свистень, сёк тучи, стрекал6 звезду о звезду, заволакивал темно, гнул угрюмо, уныло густой сад, как сухую былину, и колотил прутья о прутья.
     
     
      Ходила ведьма Коща вокруг башни, подслушивала.
      Плотно в башне затворены ставни, - чуть видная щёлка. Покажется месяц, западёт в башню и бледный играет на мёртвом - на царевиче мёртвом.
      Давным-давно на серебряном озере у семи колов лежит друг его, серый Волк, и никто к серому не приступится. Отгрызли серому Волку хвост, - не донёс серый Волк до царевича воду! - и рядом с Волком в кувшинчиках нетронутая стоит живая вода и мёртвая: не придёт ли кто, не выручит ли серого! А Иван-царевич за крепкими стенами, и никто к нему не приступится. Ивана-царевича - уж целая ночь прошла - за крепкими стенами повесили.
      - Пронюхает Коза, догадается... скажет царевне, возьмёт, вспрыснет царевну: "С гуся вода, с лебедя вода..."7 - тут ведьма Коща поперхнулась, крикнула Соломину-воромину.
      Соломина-воромина тут как тут.
      Села Коща на корявую да к щёлке. Отыскала сучок, хватила безымянным пальцем сучок - украла язык8 у Козы:
      - Как сук не ворочается, как безымянному пальцу имени нет, так и язык не ворочайся во рту у Козы.
      И вмиг онемела Коза, испугалась Коза, бросила башню. Ушла Коза в горы.
      Черви выточили горы. Червей поклевали птицы. Птицы улетели за тёплое море.
      Пропала Коза. И никто не знает, что с Козой и где она колобродит рогатая.
      А ведьма Коща вильнула хвостом и - улизнула: ей, Коще, везде место!
      И кончился пир.
      Пери да Мери, Шуды да Луды - все шуты и шутихи нализались до чёртиков, в лежку лежали.
      Хунды-трясучки трясли и трепали седого шептуна-Шандыря. Мяукала кошкой Шавка от страха.
     
     
      Сел царевич с Копчушкой-царевной, поехали.
      Едут.
      А ночь-то тёмная, лошадь чёрная.
      Едет-едет царевич, едет да пощупает: тут ли она?
      Выглянет месяц. Месяц на небе, - бледный на мёртвом играет. Мёртвый царевич живую везёт.
      Проехали гремуч вир9 проклятый.
      А ночь-то тёмная, лошадь чёрная.
      - Милая, - говорит, - моя, не боишься ли ты меня?
      - Нет, - говорит, - не боюсь.
      Проехали чёртов лог10.
      А ночь-то тёмная, лошадь чёрная.
      И опять:
      - Милая, - говорит, - моя, не боишься ли ты меня?
      - Нет, - говорит, - не боюсь, - а сама ни жива ни мертва.
      У семи колов на серебряном озере, где лежит серый Волк, у семи колов как обернётся царевич, зубы оскалил, мёртвый - белый - бледный, как месяц.
      - Милая, - говорит, - моя, не боишься ли ты меня?
      - Нет...
      А ночь тёмная, лошадь чёрная...
      - Ам!!!11 - съел.   1 Ночь тёмная - В этой сказке об Иване-царевиче и царевне Копчушке воспроизводится мотив о живом мертвеце, мотив очень древний, восходящий к древнеклассическому сказанию о Протозилае и Лаодамии. В русской литературе через бюргерскую Ленору этот мотив разработан Жуковским в Людмиле, а в новейшее время Федор Сологуб воспроизводит его в трагедии "Дар мудрых пчёл". - Собрание сочинений. Изд. "Шиповник", т. VIII. - Прим. автора.
2 Хунды - лихорадки (Белоруссия). - Прим. автора.
3 Шандырь-шептун - колдун. Шандырь употребляется в детской считалке: "Шандырь-бандырь козу гнал, немец курицу украл" и т. д. - Прим. автора.
4 Пери да Мери, Шуды да Луды - знакомые из считалки:

Перя-меря.
Шуда-луда.
Пята-сота.
Ива-дуб.
Клён кре. - Прим. автора.

5 Кок-Кокоряшка - тоже из считалки:

Свистень-перстень.
Кок-кокоряшка.
Сизянка-полянка.
Кол-семикол.
О полицу лбом. - Прим. автора.

6 Стрекал - сшибал, так что трескало. - Прим. автора.
7 "С гуся вода, с лебедя вода... а с тебя, моё дитятко, вся худоба на пустой лес, на большую воду" (опрыскивание водой от глаза). - Прим. автора.
8 Украла язык - испортила, сделала так, что Коза, подательница плодородия, уже не могла ничего говорить. Чтобы украсть у кого-нибудь язык, нужно только хватиться (прикоснуться) безымянным пальцем к сучку в половице или в стене, говоря заклинание. - Прим. автора.
9 Гремуч вир - гремящий омут. - Прим. автора.
10 Чёртов лог - чёртов овраг. - Прим. автора.
11 Ам!!! - съел. - Эту фразу надо прочитать так, чтобы действительно слушатели забоялись, а для этого следует подготовлять предыдущими фразами и сразу после паузы: "ам!!!" - Прим. автора.

Ну, а пока суть да дело, поговорим с вами о том, что же такое святочный рассказ. Это определённый литературный жанр, относящийся к так называемой календарной литературе и связан он с периодом Святок и святочных праздников, куда входят Рождество, Новый год и Крещение. Собственно, с Крещением заканчивается и святочный период. Как правило, в святочном (или Рождественском) рассказе обязательным были волшебные, фантастические события, как правило, заканчивающиеся хорошо, с обязательной моралью в конце повествования.  Отдельным поджанром святочных рассказов были страшные святочные рассказы, Их ещё называли "крещенскими". В основе их лежат народные поверья и былички, связанные с разгулом всевозможной нечисти в святочный период. Некая мораль содержалась и в этих историях: не стоит человеку шутить с силами тёмными, необузданными, непознанными, перед которыми беззащитна человеческая природа. Всё равно заморочат, обманут и постараются погубить, особенно, если не вспомнить вовремя о святом слове и не осенить себя святым крестом лишний раз. Не всегда в этих рассказах, после всех перипетий победителем выходил человек. Не всегда ему удавалось вырваться из цепких лап разношерстной нечисти, получающей власть в человеческом мире. Часто герой в итоге погибал и губил свою бессмертную душу, и такой финал был куда как поучительней благополучного.  Примерами страшного святочного рассказа можно назвать балладу Жуковского В. А. "Светлана", рассказы "Чёртик" и "Жертва" М. А. Ремизова. О них речь чуть позже.