Джон Форбс Нэш

Я уверен, что если бы Белл не испытывал
материальных трудностей, он бы забросил все
и занялся бы летательными аппаратами.
Томас Ватсон
В воскресенье, 25 июня 1876 года, члены жюри филадельфийской Выставки Столетия, обливаясь потом под церемониальными мантиями и цилиндрами, плелись по залам от одного экспоната к другому. Последним на этот день был запланирован осмотр аппарата молодого бостонского изобретателя Александра Белла под странным названием «телефон». Изобретатель оставил жюри у приемника, а сам направился в другой конец здания, где был установлен передатчик. Через несколько минут из раструба небольшого аппарата донесся бесплотный голос, с большим выражением декламирующий монолог Гамлета «Быть или не быть».

Члены жюри были в восторге. После возвращения изобретателя они, забыв про жару, бегали через весь выставочный комплекс к передатчику и пели, декламировали стихи, разговаривали…

Наверное, в восторге был бы и дед Александра Белла, тоже Александр. Старый ворчливый преподаватель риторики, философии и ораторского искусства не один вечер муштровал своего маленького внука, пока тот не продекламировал «Быть или не быть» так, чтобы это понравилось старику.

Однако вскоре на смену триумфу пришел скандал. Многие утверждали и продолжают утверждать, что Белл выкрал идею телефона у других изобретателей. Чаще всего в роли «ограбленного» изобретателя выступает Элиша (Элайджа) Грэй, но называются и другие фамилии. Последним эту версию озвучил американский журналист Сет Шульман в вышедшей в январе 2008 года книге «The Telephone Gambit: Chasing Alexander Graham Bell’s Secret».

Причина тянущегося уже более 130 лет спора в том, что Белл подал заявку на патент всего за два часа до Грэя. При этом Грэй считался «признанным» изобретателем, а Белл – новичком. Следовательно, идея была им похищена.

На самом деле корни «телефонного» конфликта в свое время «выросли» из большого бизнеса, в котором были замешаны и Грэй, и Белл, и Томас Алва Эдисон, и компания «Вестерн Юнион». Последняя сейчас знаменита своими денежными переводами, а в далекие годы последней трети XIX века она «держала» информационный рынок США, будучи крупнейшей телеграфной компанией. В 1971 году «Вестерн Юнион» обещала солидное вознаграждение тому, кто сможет придумать способ передавать несколько телеграмм одновременно по одной паре проводов. С этого момента и началась история создания телефона.







«Видимая речь»

Решить головоломку, предложенную «Вестерн Юнион», взялся некто Александр Грехам Белл из Бостона. В ту пору молодой шотландский эмигрант был никому не известен. Гораздо более знаменитым был его отец – филолог Мелвилл Белл. Помимо изучения языка он всерьез занимался методикой исправления речи и разработал специальную методику, получившую название «видимая речь».

Уехав в Канаду, а потом и в Бостон из-за проблем со здоровьем, Александр Белл в основном занимался «раскруткой» папиного изобретения – проводил семинары с учителями, сам преподавал глухим детям, выпускал брошюры… Однако по натуре будучи личностью изобретательной и непоседливой, он решил дополнить для наглядности систему «видимой речи» аппаратом, который бы преобразовывал звуки в видимые изображения. Этот не созданный еще аппарат Александр Белл и назвал «телефон». Ознакомившись с предложением «Вестерн Юнион», Белл счел, что решение обоих задач возможно примерно в одном и том же ключе, и с головой ушел в работу.

Александр продолжал работать с глухими по системе видимой речи, изобретал телефон, занимался самообразованием, изучал особенности акустики и слуха в Массачусетском отоларингологическом госпитале, разрабатывал для «Вестерн Юнион» «музыкальный телеграф» и … ухаживал за дочерью своего компаньона Гардинера Хаббарда – Мэйл. В общем, как и многие люди его возраста, Белл жалел лишь об одном – о том, что в сутках всего двадцать четыре часа.

Мистер Хаббард, кстати, весьма прохладно воспринимал знаки внимания, которые молодой изобретатель оказывал его дочери, рассуждая, что дело – прежде всего. И самым перспективным делом из начатых Беллом он считал «музыкальный телеграф» для «Вестерн Юнион».

Ноты и телеграф

Над проблемой одновременной передачи нескольких телеграмм по одному проводу Александр Белл начал работать, используя свои знания в области акустики. Он задумал установить на передающем пункте несколько камертонов, каждый из которых создавал бы в общей линии ток, пульсирующий со строго определенной частотой. На приемном пункте эти пульсации должны были восприниматься такими же камертонами, настроенными на соответствующую частоту. Так Белл собирался передавать одновременно семь телеграмм – по количеству нот.

Кстати, «музыкальный телеграф» не только дал толчок к изобретению телефона, но был первой реализацией принципа частотного уплотнения сигналов, широко используемого сегодня в радиотехнике и связи.

В работе над «музыкальным телеграфом» Беллу помогал юный житель Бостона Томас Ватсон. Вспоминая о первом знакомстве с Беллом, он впоследствии писал: «Однажды, когда я работал, высокий, стройный подвижный человек с бледным лицом, черными бакенбардами и высоким покатым лбом стремительно подошел к моему верстаку, держа в руках какую-то часть аппарата, которая была сделана не так, как ему хотелось. Это был первый образованный человек, с которым я близко познакомился, и многое в нем приводило меня в восторг». Именно благодаря Томасу Ватсону был сделан следующий маленький шажок, который подтолкнул Белла от «музыкального телеграфа» к телефону.
Историческая справка

В придуманной Мелвиллом Беллом системе звуки обозначались письменными символами. Люди, знакомые с этой системой, могли свободно и правильно произносить слова на любом иностранном языке, если они были написаны в этой фонетической транскрипции. «Видимая речь» широко использовалась для коррекции речи и преподавания глухим и глухонемым детям.

Систему Мелвилла Белла использовал и Бернард Шоу в «Пигмалионе», чтобы сделать из Элизы Дулитл настоящую леди.
Благодаря случайности Белл понял, что камертон можно заменить мембраной. Еще для действия телефона необходим непрерывный электрический ток, сила которого колебалась бы в соответствии с колебаниями звуковых волн в воздухе.

В тот же июньский вечер 1875 года Белл дал Ватсону указание изготовить первый электрический говорящий телефон с мембраной из барабанной кожи.

Именно этот телефон и был запатентован Александром Беллом. Но не в июне 1875, а в марте 1876 года. Если быть более точным – то 7 марта 1876 года. Почему изобретатель медлил с регистрацией своего детища почти целый год?

Противники Белла – и в их числе Сет Шульман – считают, что за это время шотландец похитил несколько идей у Элиши Грэя, доработал свой аппарат и только потом отважился его запатентовать.

Сторонники Белла утверждают, что причина кроется в финансовом вопросе. Как и многие изобретатели-одиночки, Белл отчаянно нуждался в деньгах. Однако гордость не позволяла ему просить денег у живущего в Канаде отца. Что же касается мистера Хаббарда, то он был раздосадован тем, что Белл забросил идею «музыкального телеграфа» ради игрушки – телефона, и Александр постеснялся просить финансовой поддержки у компаньона и будущего тестя.

Вместо этого он обратился к некоему канадскому дельцу Джону Брауну со следующим предложением – Джон Браун платит Беллу 25 долларов в месяц на протяжении полугода, а Александр Белл обязуется передать Брауну права на патентование и использование телефона в Англии. Тем не менее, Браун не считал телефон серьезным изобретением и не спешил воспользоваться купленным за 3000 долларов (по современному счету) правом. Белл же, со своей стороны, скрупулезно выполнял условия соглашения и ждал решения Брауна, держа под рукой оформленную заявку.

В конце концов не выдержал мистер Хаббард. Без ведома будущего зятя он отнес его заявку в патентное бюро. Через два часа заявку на телефон в патентное бюро подал Элиша Грэй.

Именно этот факт обожают использовать противники Александра Белла. Однако в патентном законодательстве США тех времен была маленькая особенность.

Александр Белл, не будучи гражданином США, мог подать заявку в патентное бюро на уже сделанное изобретение или открытие. Что и осуществил от его имени Гардинер Хаббард.

Гражданин же США Элиша Грэй мог подать заявку о намерении сделать изобретение, описав основные принципы работы будущего аппарата. Как, собственно, и поступил.

То есть Грэй декларировал только то, что в ближайшем будущем он собирается изобрести телефон – так сказать, столбил себе место. В заявке были действительно изложены принципы работы будущего телефона Грэя, весьма похожие на механику аппарата Белла. Но Александр Белл уже более полугода имел работающий аппарат. А Грэй – только общие задумки. В связи с этим вопрос о «похищении идеи» уже кажется несколько надуманным.

Кстати, 25 июня во время демонстрации телефона на Выставке Столетия в Филадельфии Элиша Грэй входил в состав жюри. Вместе с остальными он искренне аплодировал успеху шотландского изобретателя. И ни тогда, ни в первые послевыставочные годы не выдвигал Беллу каких-либо претензий.

Самый дорогой патент

Несмотря на произведенный на выставке триумф, первый телефон казался, как и предвидел Гардинер Хаббард, скорее игрушкой. Звучание его было слабым, голос абонента постоянно забивался помехами, устойчивая связь была возможна не более чем на 250 м. Поэтому сразу после выставки Белл берется за усовершенствование телефона. Уже через год были запатентованы несколько усовершенствований и произошел первый междугородний телефонный разговор. Находясь в Портленде, Белл разговаривал с оставшимся в Бостоне Ватсоном. Присутствующие около обоих собеседников журналисты тщательно записывали разговор. Последующая сверка записей показала – ни о какой фальсификации не могло быть и речи!

Доведенный до ума телефон был предложен «Вестерн Юнион». Нуждавшийся в деньгах Александр Белл был готов продать патент за 100 тыс. долларов (около 2 млн. современных «зеленых»). Однако директорат «Вестерн Юнион» не заинтересовался изобретением, считая телеграф оптимальным средством связи. 

Хаббард и Белл решили не продавать патент и самостоятельно заняться завоеванием рынка средств связи. С этой целью в августе 1877 года была создана компания «Общество телефонов Белла». Стартовый капитал заработали на рекламе. Появление собственной компании совпало с другим важным событием в жизни Белла – он наконец-то женился на дочери Гардинера Хаббарда. Свадебное путешествие по Европе было совмещено с рекламным туром.
Интересный факт

В ходе рекламной кампании в Европе «Общество телефонов Белла» прибегло к услугам журналистки Кейт Филд. Кейт использовала новый рекламный трюк – «телефонные вечеринки». На них приглашенные гости слушали музыку, декламацию стихов или пение через телефон. Самым именитым посетителем телефонных вечеринок стала королева Англии Виктория.
Удачно проведенная рекламная кампания способствовала расширению продаж телефонных аппаратов. К 1879 году цена акций Белла возросла до 995 долларов, и Александр стал весьма состоятельным человеком. В этом же году Нью-йоркская биржа заинтересовалась телефонами в качестве средства связи. Ведь, в отличие от телеграфа, для обмена информацией по телефону не нужно было пользоваться услугами знающего азбуку Морзе телеграфиста. Скорость передачи информации и ее конфиденциальность существенно возрастали.

Вот тут-то руководство «Вестерн Юнион» и осознало свой просчет. Он по сей день считается величайшей маркетинговой ошибкой в истории. В стремлении догнать уходящий поезд, «Вестерн Юнион» организовала компанию «Америкен Спикинг Телефон Компани», которая тоже занялась производством телефонов.

Президент компании Ортон заявил, что «Если электрический телефон изобрел какой-то учитель для глухих, то такие специалисты, как Эдисон и Грэй, сделают это еще лучше». Именно с подачи «Вестерн Юнион» начала звучать версия о похищении Беллом «секрета» телефона у Элиши Грэя. Ведь и «Вестерн Юнион», и дочерняя «Америкен Спикинг» занимались тем, что сейчас называется нарушением патентных прав Белла, или попросту пиратством. Им было жизненно необходимо дискредитировать Белла и, в идеале, отобрать у него патент. Уже в 1878 году начались судебные разбирательства. На самом крупном из них претендентами на изобретение электрического телефона выступали Мак Доноуг, Эдисон, Берлинер, Ричмонд, Грэй, Дольбир, Ходькомб, Чиннок, Рандаль, Блек, Ирвин, Фельпс и Фелькер – всего у Белла было тринадцать противников. Обвинение состояло из 11 пунктов. Руководство «Вестерн Юнион» в предвкушении победы потирало руки. Однако в 1879 году суд закончился с весьма неожиданным для телеграфных королей результатом. По восьми пунктам первенство в изобретении телефона было признано за Александром Беллом, по двум – за Эдисоном и только по одному – за Мак Доноугом. Вручение Беллу премии имени Вольты и позиция английского патентного бюро окончательно выбили почву из-под ног «Вестерн Юнион». В конце 1879 года между всесильными телеграфистами и компанией Белла было заключено соглашение. Телефонные компании объединялись. «Вестерн Юнион» отказывалась от дальнейшего участия в телефонном бизнесе и за 20% прибыли предоставляла «Белл компани» провода, электрические схемы и оборудование.
Интересный факт

В дальнейшем звезда «Вестерн Юнион» закатилась. Неудачное вложение капитала в строительство железных дорог и кризис 1907 года нанесли по компании серьезные удары. Компания несколько раз меняла поле своей деятельности. Сегодня «Вестерн Юнион» знаменита быстрыми и удобными денежными переводами и другими финансовыми услугами в большинстве стран мира.
Огромные доходы, которые сулил телекоммуникационный бизнес, не давали покоя не только «Вестерн Юнион». Чуть позже, в годы правления президента Кливленда, был создан настоящий заговор, целью которого было отнять у Белла патентное право и передать его частной корпорации. Участниками заговора были генеральный прокурор Соединенных Штатов, несколько сенаторов, ряд бывших конгрессменов и бывший губернатор штата Теннесси, которые стремились заручиться поддержкой официальных властей. В частной корпорации, которая пока что существовала только на бумаге, генеральному прокурору США принадлежали акции на 1,5 млн. долларов, что, впрочем, он держал в тайне. Эта пиратская попытка ограбить Белла вполне соответствовала нравам, царившим в бизнесе в те дни, и необычным в ней было лишь одно – она провалилась.

Скорее всего, именно в результате этих судебных разбирательств и начали ходить по миру слухи о «краже» Беллом идеи телефона. Слухи настолько упорные, что сейчас даже в официальных современных изданиях указывается, что «вопрос о том, кто же на самом деле является изобретателем телефона в современном смысле этого слова, остается открытым».
Интересный факт

В то время действительно ничто не предвещало «закат» телеграфа. Города и континенты сплетались в единое целое телеграфными проводами. Томас Эдисон в Америке и Якоби в России постоянно работали над усовершенствованием телеграфного аппарата. Телеграф сообщал новости, погоду, биржевые сводки, заменяя и телефон, и радио, и телевидение.

Победное шествие телефона

Сам Белл, в отличие от маркетологов «Вестерн Юнион» и, чего уж греха таить, своих компаньонов, поначалу не веривших в коммерческое будущее телефона, проявил блестящий дар предвидения. Еще в 1878 году он вынашивал планы создания телефонных сетей и центральных коммутаторов в больших городах. Он настаивал на том, что в целях рекламы нужно бесплатно установить телефонные аппараты в центральных магазинах города. Это было бы удобно для абонентов и заставило бы другие предприятия устанавливать телефоны у себя.

Телефон образца 1877 года не оставался неизменным. Работа над его усовершенствованием велась практически непрерывно. К 1900 году было выдано более 3000 патентов на изобретения, связанные с телефоном. Только в Соединенных Штатах всего через двадцать четыре года после Выставки Столетия был установлен 1 580 101 телефонный аппарат. Капитал всех телефонных компаний оценивался в 5 млн. 760 тыс. долларов – и это в ценах начала ХХ века!

В процессе развития телефонной связи отметились и русские изобретатели. В 1878 году инженер Махальский сконструировал микрофон, принципиально отличающийся от того, который использовался в конструкции Белла. А в 1894 году С. М. Апостоловым была создана первая автоматическая телефонная станция на 10 тыс. номеров. Двумя годами позже С. И. Бердичевский изобрел АТС шаговой системы на 1000 номеров.

Количество телефонов в мире постоянно увеличивалось и к концу Первой мировой войны измерялось десятками миллионов.
С развитием телефонной связи появилась и первая чисто женская профессия – телефонистки. На эту работу набирали девушек с приятным голосом. На протяжении 12 часов – именно столько первоначально составлял рабочий день телефонистки – они должны были сидеть на высоких деревянных стульях с прямой спинкой и отвечать на звонки. Ведь при снятии трубки любого телефона звонок шел на центральный коммутатор. Телефонистка выслушивала номер или название учреждения и соединяла абонента с соответствующим собеседником. За спинами девушек постоянно прохаживалась старшая смены, наблюдая, чтобы ее подчиненные не разговаривали, не отвлекались и не пропускали вызовы. За подобные нарушения работницу мгновенно увольняли.
Мечты сбываются

А что же сам Александр Белл? Последующие события показали, что этот человек был и остался скорее энтузиастом и романтиком от науки, чем дельцом. Уже после изобретения телефона Белл за свою научную деятельность был награжден орденом Почетного Легиона во Франции и получил почетную степень доктора медицины в Гейдельбергском университете (Германия). Свалившееся на его голову богатство было огромно, но его компаньоны – Хаббард, Сэндерс и Рейнолдс – заработали на телефоне больше, чем его непосредственный изобретатель. Однако Белл не особо беспокоился на этот счет. Богатство позволило ему (как и Эдисону) заниматься научными исследованиями в свое удовольствие, не думая о деньгах. Работы Белла в конце XIX – начале ХХ века показывают, насколько широкий круг вопросов интересовал этого незаурядного человека. Белл конструирует воздушных змеев и разводит овец, интересуется вопросами подводного плавания и полетами воздушных аппаратов тяжелее воздуха.

Наконец-то сбывается его мечта. Шестидесятидвухлетний Александр Белл строит свой собственный самолет. Его «Серебряная стрела» взмывает в воздух. Несколько миль полета. Минуты, когда под тобою пролетает земля… Отныне и до конца жизни Александр Белл «заболевает» полетами. Новый самолет-амфибия, возникающий на чертежах, должен стать самым быстрым в мире. В 1922 году Белл патентует свое изобретение, надеясь пересечь на нем Атлантику. Ему уже 75, но Александр по-прежнему рвется в небо.

Полет не состоялся.

Дождливым утром 4 августа 1922 года в США и Канаде на минуту были выключены 13 млн. телефонных аппаратов. Северная Америка прощалась с Александром Грехамом Беллом и отдавала последнюю дань уважения изобретателю.
Историческая справка

Кроме телефона Белл за свою жизнь сделал еще несколько изобретений:

1878 год – фотофон для передачи музыкальных тонов и звуков человеческой речи был продемонстрирован Александром Беллом и Сумнером Таинтером в Лондоне.

1880 год – индукционные весы, изобретенные Беллом, использовались для того, чтобы обнаружить пулю в теле президента Гарфильда. Для этой же цели изобретателем был построен телефонический зонд.

1886 год – Александр Белл чуть не изобрел фонограф раньше Томаса Эдисона. В его очередном аппарате колеблющаяся вместе с мембраной игла оставила след на барабане. Белл не обратил на это внимания и не прослушал получившуюся запись!

1887 год – Александр Белл усовершенствовал фонограф Эдисона.

1909 год – Белл сконструировал и построил аэроплан «Серебряная стрела».

1922 год – Белл получил патент на самый скоростной по тем временам гидросамолет.
Исторический факт

Как-то, работая над передающим устройством прототипа «музыкального телеграфа», Ватсон слишком туго зажал пластину одного из камертонов. Своим верхним краем она зацепилась за корпус аппарата и никак не хотела сдвигаться с места. Бормоча себе под нос проклятия, Томас пытался высвободить упрямую пластину. Однако Александр Белл, находившийся у аппарата-приемника, услышал своим чутким музыкальным слухом еле слышный шум. Через несколько секунд шотландец ворвался в комнату с передатчиком, крича: «Ватсон! Что вы сделали, Ватсон? Ничего не меняйте!»
Первый разговор

Томаса Ватсона можно считать не только соавтором Белла. Этот человек стал первым участником телефонного разговора и первым спасателем, вызванным по телефону. При очередном испытании телефона произошел курьезный случай. Александр Белл опрокинул на себя сосуд с кислотой и, видя, как она разъедает его брюки, завопил в переговорный рожок: «Ватсон, идите скорее сюда, вы мне нужны!»
Предшественники Белла

Между тем, телефония как принцип передачи информации голосом на большие расстояния была известна еще до новой эры. Тысячу лет назад китаец по имени Кунг-фу-винг изобрел специальные трубы, позволявшие разговаривать на большом расстоянии.

У персидского царя Кира (VI век до н.э.) для этой цели состояло на службе 30 000 человек, именуемых «царскими ушами». Располагаясь на вершинах холмов и сторожевых башен в пределах слышимости друг друга, они передавали сообщения, предназначенные царю, и его приказания. Греческий историк Диодор Сицилийский (I век до н.э.) свидетельствует, что за день известия по такому телефону покрывали расстояние тридцатидневного перехода.

Юлий Цезарь упоминает, что и галлы имели подобную систему связи. Указывает даже скорость передачи сообщения – 100 км/ч.

В 1799 году в Париже один чудак объявил всем, что он придумал коробку, которая может передавать разговор на полтысячи шагов. Ему никто не поверил, и бедолагу отправили в соответствующую больницу. Потом, правда, аппарат испытали. Оказалось, что кроме шума он не передает ни одного выразительного звука. Это досадное устройство называлось «телелогом».

Андрей Медведев. Журнал "Планета", январь 2009.

4 августа 1908 года утренние выпуски немецких газет пестрели аршинными заголовками. На этот день по маршруту Фридрихсхафен–Страсбург–Мангейм–Майнц был запланирован первый дальний перелет нового детища графа Цеппелина – дирижабля LZ-4. Тысячи немцев устремились в долину Рейна увидеть новое творение чудаковатого аристократа. Сотни повозок, верховых и велосипедистов заполонили дороги. Железнодорожные компании организовали движение специальных поездов. Люди бросали свои дела, небольшие городки просто вымирали. В восемь утра следующего дня вблизи Эхтердингена, где дирижабль совершил очередную посадку, собралось около 40 тыс. человек. Все в изумлении взирали на огромный 134-метровый летательный аппарат.
Внезапно налетевший порыв ветра сильно тряхнул дирижабль. Он резко поднялся вверх, затем ушел в сторону и ударился о ближайшее дерево. Вспыхнувшее секундой позже пламя моментально охватило всю оболочку. Исполинская сигара мгновенно утратила свою изящную форму и рухнула на землю. Менее чем за минуту огромный воздушный корабль превратился в искореженный, охваченный пламенем остов. На смену воплям ужаса пришла гнетущая тишина. И в этой тишине внезапно раздался полный отчаяния крик: «Я – пропащий человек!» Седой старик с густыми белыми усами протягивал руки к горящим обломкам. Это был граф Фердинанд Цеппелин. На протяжении 19 лет он, преодолевая непонимание, насмешки и критику, пытался построить воздушный корабль. Теперь его четвертое детище, на которое граф с превеликим трудом выбил у рейхстага 2,5 млн. марок, прямо на глазах превращалось в прах.
Однако вместо привычных насмешек и зубоскальства отовсюду начали раздаваться возгласы поддержки: «Будьте мужественным человеком, граф! Не надо паники! Выше голову, Цеппелин. Вы — великий человек!» Какой-то рабочий первым вытащил из кармана кошелек с деньгами и бросил его в карету графа. Повсюду раздавались призывы собрать добровольные пожертвования и помочь строительству нового дирижабля…
Так описал катастрофу LZ-4 будущий авиаконструктор Эрнст Хейнкель. Казалось бы, после мгновенной гибели дирижабля на проектах графа Цеппелина можно было ставить жирный крест. Изобретателю, скорее всего, пришлось бы долго и мучительно отчитываться перед рейхстагом за два с половиной миллиона, мгновенно «вылетевших в трубу».
Однако на самом деле катастрофа не закрыла, а открыла эру дирижаблей-цеппелинов, продолжавшуюся в течение почти трех десятков лет. Забегая вперед, скажем, что закончилась она, как и началась – в дыму и пламени. Гибель LZ-129, далекого «потомка» LZ-4 и более известного широкой публике под именем «Гинденбург», поставила крест на «воздушных кораблях» – навсегда или, быть может, на долгое время.





Победа над ветром (из истории воздухоплавания)
Первые опыты с воздушными шарами, наполненными горячим воздухом, были проведены в Лиссабоне в 1709 году священником, изобретателем и математиком Бартоломео Лоуренсом ди-Гусманом. Но реально человек бросил вызов закону всемирного тяготения только 70 лет спустя. Пальма первенства в освоении пятого океана принадлежит братьям Жозефу и Этьену Монгольфье. 5 июля 1783 года на базарной площади города Анной они запустили десятиметровый шар, наполненный теплым, или, как тогда говорили, «дымным» воздухом.
Гораздо менее известны опыты профессора физики Жака Шарля. Тем не менее, между ним и Монгольфье шла настоящая гонка за первенство. Через два с половиной месяца после братьев, 27 августа, с Марсова поля в Париже стартовал его шар. В отличие от Монгольфье, Шарль наполнил оболочку своего летательного аппарата не теплым воздухом, а водородом. Аэростат профессора мог подниматься выше и лететь дальше и был не в пример совершеннее аппарата Монгольфье. В конце XVIII века еще не изобрели газовых горелок и синтетического полотна, позволяющих монгольфьерам часами висеть в воздухе и совершать кругосветные путешествия!
С тех пор на долгие годы «водородный» шар профессора Шарля стал единственным приспособлением, позволявшим человеку преодолеть силу тяготения.
Но сила ветра оставалась неподвластна человеку. Аэростат был игрушкой стихий и использовался обычно в «стреноженном» виде – как привязанный к земле наблюдательный пункт.
Сначала воздухоплаватели пробовали использовать богатый морской опыт. Однако попытки оснастить аэростаты веслами и парусами, естественно, не дали никакого результата.
Вообще, максимальным достижением для управляемого аэростата на «мускульной» силе был воздушный шар Дюпуи де Лома, способный развить скорость в 8 км/ч у земли. Однако на высоте 250 м он снова превратился в игрушку ветра, как ни напрягались крутящие вал пропеллера аэронавты.
Правда, кораблестроитель Дюпуи де Лом внес-таки свой вклад в освоение пятого океана. Благодаря ему воздушные шары приобрели сигарообразную «аэродинамическую» форму.
В то же самое время в России Циолковский представил на суд научной общественности проект 210-метрового дирижабля, рассчитанного на перевозку двухсот пассажиров. Идея Константина Эдуардовича была весьма оригинальной, но денег у российского правительства на реализацию проекта, как обычно, не нашлось. Дирижабль Циолковского был цельнометаллическим. Правда, впоследствии выяснилось, что такая конструкция либо слишком тяжела, либо не отличается прочностью.
Создание управляемого аэростата-дирижабля (от французского «управляемый») упиралось в отсутствие легкого и мощного двигателя. Инженеры пытались использовать мотор Отто, работающий на светильном газе и электродвигатель, устанавливали тянущие и толкающие винты – все без толку. Паровая машина со средней мощностью в 1 лошадиную силу на центнер веса была слишком тяжела для воздушного корабля. Правда, в середине XIX века парижский паровозный механик Анри Жиффар построил дирижабль с оригинальным паровым двигателем, весящим всего 150 кг, но «выдающим» аж три лошадиных силы! Его аппарат неплохо вел себя у земли. Однако на высоте мощности машины не хватало, чтобы противостоять ветру. К сожалению, вскоре Жиффар ослеп и не смог продолжить опыты – а то кто знает, как бы развивался прогресс…
С одним из дирижаблей Анри Жиффара вообще произошел анекдотический случай: пока аппарат находился на земле баллон «выполз» из-под крепежной сетки и самопроизвольно улетел.
9 августа 1884 года электрический дирижабль Шарля Ренара и Антуана Кребса «La France» совершил первый полет по заранее проложенному маршруту, развив скорость 20 км/ч. Однако грузоподъемность и автономность этого «воздушного кораблика» были до смешного малы.
А дальше случилось непредвиденное. По крайней мере, для французов, уже более века мнящих себя пионерами освоения воздушного пространства. Пальму первенства вдруг перехватили немцы! Как будто одного унижения Франции – позорно проигравшей франко-прусскую войну – им было недостаточно!
В 1896 году доктор Вельфер впервые поднимает в воздух аппарат с двигателем внутреннего сгорания Даймлера и Бенца. Правда, уже второй полет закончился катастрофой. Искра, вылетевшая из выхлопной трубы мотора, воспламенила просочившийся через оболочку водород – и дирижабль разнесло в клочья вместе с изобретателем и случайным пассажиром.
Но эстафету из рук Вельфера принял граф Фердинанд фон Цеппелин. Его успехи в дирежаблестроении настолько огромны, что целый класс дирижаблей называется именем изобретателя. А в немецком языке вообще нет слова «дирижабль».
В попытках создать «аэростат-галеру» французский военный инженер М. Менье попал в настоящий заколдованный круг. Его воздушный шар должен был приводиться в движение пропеллерами, которые вращали 20 членов экипажа. После испытаний число «гребцов» увеличили. Потом пришлось увеличить шар. Затем – снова добавить «гребцов». И так – до бесконечности…
Воздухоплавание с момента зарождения было признано дворянской привилегией. Известны случаи, когда простолюдинов, поднявшихся на воздушном шаре, по приземлении били плетьми за дерзость, после чего с соблюдением всех правил возводили в дворянство.
Русские «пионеры» дирежаблестроения мыслили вообще очень оригинально. В 1866 году адмирал Н.М. Соковнин предложил проект дирижабля с… реактивным двигателем. Такую же идею высказал в 1892 году Константин Эдуардович Циолковский. Слава Богу, дальше теории дело не пошло. Соседство пороховой ракеты (а какой еще реактивный двигатель могли предложить в то время) и наполненной водородом оболочки могло быть в прямом смысле слова очень «горячим». Водород, смешиваясь с воздухом, образует гремучую смесь, вспыхивающую от малейшей искры, а до полностью газонепроницаемой оболочки в то время было как до полета в космос.
Как «заболеть» небом…
Фердинанд Цеппелин родился 8 июля 1838 года в городе Констанц. До 1861 года его биография была стандартной для немецкого дворянина. В 16 лет он окончил военную академию в Людвиксбурге, а в 19 – стал офицером вюртембергской армии. Однако уже через год молодой лейтенант фон Цеппелин взял отпуск и отправился в университет города Тюбингена изучать общественно-политические науки.
Фон Цеппелин так бы и остался обычным служакой. Но в 1861 году молодого двадцатитрехлетнего офицера откомандировали наблюдателем в США – там началась война между Севером и Югом. Через 2 года в местечке Форт-Снеллинг Фердинанд впервые поднялся в воздух на привязном аэростате. И на всю жизнь «заболел» небом.
Вернувшись на родину, фон Цеппелин попал «из огня да в полымя». В те годы Пруссия активно объединяла Германию «железом и кровью». И кавалерийский офицер фон Цеппелин принял в этом активное участие.
Во время франко-прусской войны Фердинанд увидел воздушные шары в действии: они вывозили из осажденного Парижа членов правительства, секретные документы и ценности. А в 1874 году ему на глаза попался доклад Генриха фон Штефана – основатель Всемирного почтового союза предлагал использовать управляемые аэростаты для доставки почты. Все это определило дальнейшую судьбу 34-летнего офицера. Он решил посвятить свою жизнь созданию таких аппаратов.
В 1887 году фон Цеппелин отправил королю Вюртенбергскому меморандум, где изложил проект постройки эскадры гигантских воздушных кораблей. Граф мечтал поднять военную мощь Германии на недосягаемую высоту, организовать регулярное воздушное сообщение, достигнуть Северного полюса и освоить Африку. И все это – с помощью дирижаблей.
Однако постройка «цеппелина» была бы невозможна без еще нескольких вещей:
- бензинового двигателя Даймлера;
- дешевого алюминия по две марки за килограмм;
- газонепроницаемого материала из двух слоев хлопчатобумажной ткани и слоя резины между ними.
Меморандум вызвал бурю насмешек и критики в печати. Но Цеппелин не унывал. Он раз за разом бомбардировал своими проектами Берлин. Однако его идеи никто не принимал всерьез. Дело закончилось тем, что в 1890 году Вильгельм II присвоил «графу-фантазеру» звание генерал-лейтенанта и 52-летнего мечтателя отправили в отставку.
Карьера военнослужащего закончилась. Дело всей жизни – осталось. Вернувшись на родину, в Вюртемберг, Цеппелин на собственные деньги основал у Боденского озера мастерскую. Понимая, что в конструировании воздушных кораблей он – полный профан, граф пригласил несколько молодых талантливых инженеров во главе с Теодором Кобером. Фактически, Фердинанд фон Цеппелин основал конструкторское бюро имени себя. За пять лет безрезультатных экспериментов он добился только одного – в окрестностях к нему «прилипло» насмешливое прозвище «граф-дурак».
В 1895 году «КБ» Цеппелина предложило проект «воздушного поезда» из обыкновенных сферических аэростатов, соединенных друг с другом. Однако ученый совет во главе с профессором Мюллером-Бреслау объявил реализацию идеи невозможной из-за «колоссальных размеров» летательного аппарата. Пресса поддержала комиссию шквалом насмешек, карикатур и фельетонов.
Путь к совершенству
Пока Цеппелин со своим «конструкторским бюро» разрабатывал идею «аэропоезда», произошло эпохальное событие. 3 ноября 1897 года в воздух поднялся первый дирижабль жесткой конструкции, построенный Давидом Шварцем.
Необходимо сделать небольшое отступление, чтобы понять все значение этого эксперимента. До Шварца все дирижабли строились по двум схемам – мягкой и полужесткой.
Мягкая конструкция представляла собой матерчатую сигару, наполненную водородом, к которой подвешивалась гондола с двигателем и экипажем. Чтобы баллон аэростата сохранял заданную форму, газ приходилось накачивать под большим давлением. Это увеличивало вероятность повреждения оболочки или просачивания водорода через нее и могло привести к взрыву.
Полужесткая конструкция включала в себя продольный брус или ферму. Сверху к ней крепился баллон, а снизу – гондола. Это обеспечивало продольную жесткость конструкции дирижабля, но малейшая пробоина или разошедшийся шов по-прежнему ставили крест на дальнейшем полете.
Именно о живучести аппарата задумывался Цеппелин, разрабатывая идею «аэростата-поезда». Ведь в случае разрыва одного баллона остальные давали возможность продолжить полет!
Давид Шварц пошел еще дальше. В своем дирижабле изобретатель разместил баллоны внутри каркаса из алюминия. Он обтягивался обычной тканью и имел аэродинамическую сигарообразную форму. Необходимость закачивать водород под большим давлением отпала, а следовательно, уменьшилась и опасность разрыва внутренних баллонов.
Возможно, если бы Шварц продолжал свои опыты, сейчас бы жесткие каркасные дирижабли назывались не «цеппелинами», а «шварцами», но в феврале того же 1897 года изобретатель умер. Цеппелин тут же выкупил у вдовы Шварца все лицензии, и работа на берегу Боденского озера закипела.
Окончательно облик будущего воздушного корабля оформился в 1898 году; тогда же в плавучем эллинге на Бодензее начались строительные работы.
Великий неудачник
Для финансирования строительства первого воздушного корабля Цеппелин при поддержке Союза немецких инженеров создает «Акционерное общество развития управляемого воздухоплавания» с капиталом в миллион марок. 400 тыс. марок граф внес лично, потратив большую часть своего состояния. Строительство началось в апреле 1899 года. Менее чем через год дирижабль, не имеющий аналогов в мире, был готов к полету. Размеры гиганта, без ложной скромности названного «Luftschiffbau Zeppelin» («Воздушный корабль Цеппелина» – LZ-1), потрясают и сегодня: длина корпуса – 128 м, диаметр – около 12 м.
Крупнейший современный транспортный самолет АН-225 «Мрия» имеет длину фюзеляжа «всего» 84 м и ширину – 7 м.
Летом 1900 года 62-летний Цеппелин впервые поднялся в воздух на своем дирижабле.
К сожалению, полет нельзя было назвать удачным. Каркас корабля оказался слишком непрочным, двигатели – недостаточно мощными, а скорость – всего 15 км/ч. После первого двадцатиминутного полета LZ-1 до октября простоял в ремонте. Второй полет продолжался уже два часа, но неудачи по-прежнему преследовали графа. Затраты на содержание «цеппелина» были так высоки, что к началу 1901 года «Акционерное общество развития управляемого воздухоплавания» обанкротилось. Военные и финансисты не спешили вкладывать деньги в сомнительное предприятие. В довершение всех бед налетевший ураган разрушил и потопил плавучий эллинг, серьезно повредив при этом и сам дирижабль. Акционерное общество распалось, и для Цеппелина наступили тяжелые годы.
В 1905 году король Вюртемберга провел благотворительную лотерею в пользу воздухоплавания. Продав часть имущества, каркас LZ-1, часть ангара и прибавив выручку от лотереи, Фердинанд фон Цеппелин смог наскрести 400 тыс. марок для постройки нового воздушного корабля LZ-2. На него установили более мощные двигатели, более совершенные рули, усилили каркас…
По сравнению с полетом братьев Райт, состоявшимся 17 декабря 1903 года, дебют LZ-1  можно было признать удачным. Ведь «Флайер-1» Райтов находился в воздухе всего 12 секунд и пролетел 36,5 м.
И снова – неудача. 30 ноября 1905 года при выходе из плавучего эллинга дирижабль упал носом в воду, его подхватило ветром и понесло по озеру. До 17 января 1906 года воздушный корабль ремонтировали. Второй полет закончился вынужденной посадкой. И словно злой рок навис над творениями Цеппелина – ночью дирижабль был полностью разрушен налетевшим ураганом!
За следующие несколько недель несчастному графу досталось больше грязи и насмешек, чем за всю предыдущую жизнь. Но Цеппелин нашел в себе силы продолжить борьбу. Уже 9 октября 1906 года в воздух поднялся LZ-3. Для постройки нового воздушного корабля Фердинанд заложил оставшееся имущество и фамильные ценности.
Настойчивость неистового графа наконец-то принесла свои плоды. «Тройка» оказалась удачной. На протяжении года она служила Цеппелину летающей лабораторией. «Методом научного тыка» определялась оптимальная конфигурация рулей и расположение двигателей, вносились постоянные изменения в систему управления. В сентябре 1907 года LZ-3 продержался в воздухе восемь часов! Этот успех наконец-то привлек внимание немецких военных. И даже буря, в декабре 1907 года разрушившая эллинг и повредившая «тройку», не могла омрачить успеха фон Цеппелина.
Параллельно с ремонтом LZ-3 он начинает строить по заказу военных более крупный и скоростной LZ-4. В апреле изобретатель наконец-то получает от рейхстага 400 тыс. марок, а в октябре – еще 1 млн. 150 тыс.
«Четверка» совершает свой первый двадцатичасовой полет в июне 1908 года. В июле вместе с Цеппелином в воздух поднимаются король и королева Вюртемберга. Граф становится кавалером ордена «Черного орла» – высшей германской награды… А 5 августа 1908 года на глазах многих тысяч зрителей «четверка» сгорает близ Эхтердингена!
Считается, что Цеппелин строил только дирижабли. Однако в 1915 году граф занялся разработкой тяжелых бомбардировщиков. Вероятно, к этому его вынудили обстоятельства – боевые действия показали слишком большую уязвимость «воздушных кораблей». Первый пятимоторный бомбардировщик «Цеппелин-Стаакен V.G.O.-1» оторвался от земли 11 апреля 1915 года. Всего до смерти графа успели сделать пять машин. Позже выпустили еще девятнадцать. Последний тяжелый бомбардировщик «Цеппелин-Стаакен» достроили уже после войны как пассажирский самолет.
Удача любит настойчивых
После гибели «четверки» денег на новый дирижабль у Цеппелина уже не было. Но тут произошло чудо. Со всех концов Германии люди присылали Цеппелину свои сбережения. Стихийно начавшуюся компанию по сбору средств поддержало правительство и националистические круги. За короткий срок граф получил 8 млн. марок. Эти деньги позволили Цеппелину не только «поднять из руин» свое дело, но и субсидировать других энтузиастов воздухоплавания. Не забывал Фердинанд и тех, кто помогал ему в первые, самые сложные годы. Так, инженер Теодор Кобер благодаря финансовой поддержке Цеппелина смог открыть собственную фирму по производству гидросамолетов.
29 мая 1909 года в воздух взлетела «пятерка». Она стала первым дирижаблем, зачисленным на военную службу. В следующем году в результате катастрофы и этот воздушный корабль пришел в полную негодность. Но строительство уже поставили на поток. К началу Первой мировой войны на вооружении Германии числилось восемь дирижаблей. Еще два были переданы флоту. Три армейских «цеппелина» за пять лет погибли при разных обстоятельствах. Однако военных это уже не смущало – первые самолеты падали и разбивались гораздо чаще, пилотов гибло куда больше. И самое главное – дирижабли могли добраться до берегов Великобритании, основного противника Германской империи.
Военные заказы позволили Цеппелину создать целый концерн; его производства были разбросаны по всей Германии.
Однако первым дочерним предприятием графа стало пассажирское общество «DELAG» («Deutsche Luftschiffahrts Aktien Gesellschaft» – «Немецкие воздушные перевозки»). С 1910 по 1914 год оно получило семь дирижаблей. Каждый из них перевозил около 20 пассажиров. Естественно, уровень комфорта и безопасности на гражданских «цеппелинах» был существенно выше, чем на военных. До начала войны дирижабли «DELAG» совершили 1600 полетов без единой аварии и перевезли 37 250 человек.
«Детоубийцы»
К моменту начала Первой мировой войны германский военно-воздушный флот и качественно, и количественно превосходил флоты остальных стран. Каждый военный дирижабль оснащался тремя-четырьмя пулеметами «Максим», разгонялся до 75 км/ч и мог нести до тонны бомб.
В мае 1915 года немецкие «цеппелины» впервые бомбили Лондон.
Каким бы эфемерным ни был успех первого налета на Лондон, военные немедленно разместили у Цеппелина заказы на новые аппараты. Их активно использовали в качестве разведчиков, корректировщиков и бомбардировщиков. За годы войны было построено 123 дирижабля. Однако зажигательная пуля и авиационный пулемет сразу положили конец господству «цеппелинов» в воздухе. Промахнуться по двухсотметровой сигаре крайне сложно, а для вывода ее из строя достаточно двух-трех попаданий. К 1917 году немцы потеряли сто шесть воздушных кораблей. Оставшиеся сняли с фронта и использовали для снабжения германских войск в Азии и Африке.
Первая в истории человечества воздушная атака имела ничтожные результаты. В пригороде Лондона Ист-Энде погибло всего семь портовых рабочих. Однако пропаганда обеих сторон использовала налет дирижаблей на все сто процентов. И если немецкие газеты убеждали своих читателей, что «коварный враг» не скроется от возмездия даже на Туманном Альбионе, то британцы устроили в печати шумиху по поводу «бессмысленных гуннских зверств», оперативно окрестив «цеппелины» детоубийцами. Среди погибших докеров не было ни одного ребенка, но английских газетчиков это не интересовало.
Приговор напуганных
Фердинанд фон Цеппелин скончался в 1917-м, а через год на краю гибели оказалось и его дело. По условиям Версальского мира Германии запрещалось строить и использовать дирижабли. Уцелевшие «цеппелины» были переданы союзникам. Ангары и эллинги, построенные по всей Германии, «приватизированы» и превращены в складские помещения, оптовые магазины и рынки. Берлинский ангар удостоился «чести» стать кинопавильоном знаменитой студии UFA.
Однако «наследник» Цеппелина – бывший пресс-атташе и руководитель «DELAG» Хьюго Эккенер – нашел выход из, казалось бы, безвыходного положения. Опытом немецкого дирежаблестроения серьезно заинтересовались победители – американцы. В 1920 году по их заказу был построен LZ-126. От обычных «цеппелинов» он отличался только одним – вместо водорода его баллоны несли в себе дорогой, но совершенно безопасный гелий. В состав ВМФ США дирижабль был зачислен под названием «Лос-Анжелес».
Летающий гигант пришелся американцам по вкусу. Привыкшие воевать на чужой территории, янки отчаянно нуждались в мощных транспортных средствах для перевозки войск, техники, а также для дальней морской разведки. В 20-е годы в США планировали построить внушительный воздухоплавательный флот из тысячи «цеппелинов». Для реализации этого плана было создано совместное американо-немецкое производство «Goodyear-Zeppelin». Однако разразившийся мировой экономический кризис, или Великая депрессия, как называли ее американцы, не позволила реализовать амбициозный проект.
«Goodyear-Zeppelin» удалось построить лишь один дирижабль под названием «Акрон». 239-метровый гигант развивал скорость 130 км/ч и нес в своих ангарах пять самолетов-разведчиков весом более тонны каждый. Это был настоящий летающий авианосец! Прямо из ангаров самолеты могли стартовать в самостоятельный полет, а после «состыковаться» с дирижаблем-носителем. «Акрон» должен был патрулировать бескрайние просторы Тихого океана. Однако в 1933 году летающий авианосец потерпел крушение.
Взлет и падение
Несмотря на крах программы дирежаблестроения в США, заокеанские заказы позволили Эккенеру пережить тяжелые времена и дождаться отмены ограничений на строительство «цеппелинов». Сразу же начался сбор средств на создание нового воздушного корабля. LZ-137 отправился в первый полет осенью 1928 года – ровно через восемьдесят лет со дня рождения Фердинанда. В его честь новый воздушный гигант был назван «Граф Цеппелин».
Имя графа, которому не всегда способствовала удача, оказалось для воздушного корабля поистине счастливым. Он находился в строю до 1936 года и за это время совершил 2700 полетов без единой аварии, а в августе 1929 года под управлением Эккенера совершил кругосветное путешествие, обогнув земной шар за 21 день. Этот полет стал новым мировым рекордом. Побить его не могли почти три года.
В истории «Графа Цеппелина» были и другие звездные моменты. В 1930 году он произвел беспосадочный перелет до Рио-де-Жанейро, в 1931-м – исследовательский полет в Арктику с совместной советско-германской экспедицией на борту.
В 1936 году счастливая полоса в истории «Графа Цеппелина» закончилась. Регулярные рейсы были прекращены. А вскоре взорвался гигант «Гинденбург». После катастрофы министр авиации Герман Геринг запретил использовать водород при пассажирских перевозках. Это решение вынудило заморозить проекты строительства новых воздушных гигантов на 100 и 200 пассажиров. Альтернатива водороду, гелий, производился только в США. А правительство этой страны наложило вето на поставку газа в Германию. Якобы потому, что «дирижабли могли использоваться в военных целях». На самом деле причина была проще и прозаичнее – сами американцы в те годы начали массово использовать для трансатлантических перевозок гидросамолеты, и гигантские «воздушные корабли» немцев могли стать серьезными конкурентами.
Как бы то ни было, на строительстве дирижаблей был поставлен крест. «Граф Цепелин» – последний воздушный корабль – стоял на приколе до 1940 года, а потом был тихо разобран «на запчасти». Третьему рейху для строительства самолетов был необходим алюминий.
Андрей Медведев. Журнал "Планета", июль 2009.

Милосердному врачу следовало бы еще на первом вздохе
прервать жалкое существование Альфреда Нобеля,
человека, о котором слышали все, но которого не знал никто

Из «сверхкраткой» биографии А. Нобеля, придуманной французскими журналистами

Завещание. 1896–1897 года

Завещание Нобеля… Пожалуй, это «изобретение» шведского ученого прославило его в веках почище динамита и других «взрывоопасных» открытий. Впервые знаменитый документ был оглашен через несколько дней после смерти Альфреда Нобеля в Сан-Ремо душеприказчиком покойного Арвином Розенблюмом.

Историческая зарисовка. 1896 год

В переполненном родственниками покойного небольшом зале Арвин монотонным голосом оглашал последнюю волю покойного.

«Все мое движимое и недвижимое имущество, – писал Нобель, – должно быть обращено моими душеприказчиками в ликвидные ценности, а собранный таким образом капитал помещен в надежный банк. Эти средства должны принадлежать фонду, который ежегодно будет вручать доходы от них в виде премий тем, кто за прошедший год внес наиболее существенный вклад в науку, литературу или дело мира и чья деятельность принесла наибольшую пользу человечеству».

Арвин Розенблюм дочитал завещание до конца и вздохнул. На лицах родственников миллионера читалось непонимание и изумление. «Их можно понять, – подумал стряпчий, – в одночасье потерять почти пятьдесят миллионов франков…» (около 2 млрд. современных долларов).

Лишь один из присутствующих сохранял спокойствие. «Эммануил Нобель, племянник покойного, – вспомнил Арвин, – хозяин «БраНобель», русский Рокфеллер». Вот кто-то из дальних родственников вскочил с места и, выкрикнув «Это неслыханно!», выбежал из зала. Громко хлопнула дверь.

Арвин снова вздохнул. «Похоже, начинаются проблемы».

Проблем действительно было много. Альфред Нобель даже не заверил свое завещание у нотариуса. Оспорить документ ничего не стоило. Если бы не племянник Нобеля, поклявшийся довести дело до конца, возможно, и не было бы никаких премий. Но юридические проблемы были лишь верхушкой айсберга.

Король Швеции Оскар II, узнав о завещании великого соотечественника, пришел в ярость. «На Нобеля повлияли эти фанатики мира», – публично заявил монарх. Он-то рассчитывал, что многочисленные оружейные заводы «динамитного короля» отойдут государству.

Еще более принципиальной была позиция Франции. Правительство этой страны считало Нобеля чуть ли не военным преступником. Оно обложило имущество миллионера во Франции такими налогами и чинило такие препоны исполнению завещания, что Арвину Розенблюму пришлось изрядно попотеть над исполнением воли покойного. Вырученный от продажи капитал пришлось вывозить из страны в обычной карете едва ли не контрабандой. Чтобы избежать проблем, Розенблюм, вооруженный, словно герой вестерна, лично сопровождал экипаж.

Работа охранником заставила Арвина Розенблюма изрядно понервничать. Дело едва не закончилось стрельбой – на одном из полустанков в дилижанс сунулся мальчишка-газетчик. Каков был шок паренька, когда в лоб ему уперся ствол внушительного «Кольта»!

Благодаря упорству Эммануила Нобеля и Арвина Розенблюма последняя воля изобретателя была исполнена. И во многом их усилиями ежегодно 10 декабря счастливые лауреаты получают премии имени Альфреда Нобеля – ученого, предпринимателя, фабриканта. Человека, создавшего громадную промышленную империю, сколотившего огромное состояние на торговле взрывчаткой и боеприпасами. Успешного в бизнесе и крайне неудачливого в личной жизни…

Историческая зарисовка. 1834 год

Тишина стокгольмской ночи отступала перед грохотом пожарных линеек, ревом пламени и треском рушащихся стропил. Пожарные уже оставили попытки погасить пылающий двухэтажный особняк и только следили, чтобы огонь не подобрался к соседним зданиям.

Эммануил Нобель устало присел на мостовую. Тем не менее, двое крепких пожарных не сводили с него глаз. Совсем недавно этот человек рвался в горящий дом, в отчаянии пытаясь то ли спасти хоть что-то из имущества, то ли свести счеты с жизнью. Впрочем, им не впервой было наблюдать подобные картины.

«Все пошло прахом, – отрешенно глядя на огромный костер, думал Эммануил, – деньги, облигации, патенты. Вчера я был преуспевающим коммерсантом. А кто я теперь? Кандидат в долговую яму? Хорошо хоть спаслись все домашние. Даже Альфред».

Неподалеку к стоящей с потерянным видом женщине жались двое ребятишек. Третий – годовалый Альфред Нобель – надрывно кричал у нее на руках.

Впоследствии Альфред Нобель утверждал, что, несмотря на возраст, воспоминания об этом пожаре остались в его памяти на всю жизнь.

Россия. 1837–1858 года

Эммануил Нобель, спасаясь от кредиторов, решил поискать счастье в России. Семья должна была приехать позже – когда дело станет на ноги. На протяжении пяти лет его жена Анриетта, чтобы хоть как-то свести концы с концами, торговала зеленью в небольшой лавчонке, а старшие сыновья Людвиг и Рудольф, будто герои сказок Андерсена, продавали спички на улице.

К удивлению Эммануила Нобеля, через три года своего пребывания в России он сумел полностью рассчитаться с долгами, приобрести шикарный особняк и вызвать к себе семью.

«Северному медведю» пригодились все идеи шведского изобретателя: система водяного отопления, опыт в станкостроении и, конечно, главное ноу-хау – «заряд пороха, помещенный в металлический корпус» или попросту мина. Литейные и металлургические цеха Нобеля выпускали шпалы и ружья, паровые машины и пароходы. Эммануил даже получил Императорскую золотую медаль «за старания и дух взаимопомощи».

Теперь бывший стокгольмский погорелец мог обеспечить своим сыновьям безбедную жизнь и самое лучшее образование. Старшие отпрыски Нобеля активно подключились к бизнесу отца. Деловой хватки Людвигу и Рудольфу было не занимать! Именно эти двое впоследствии создадут гигантский концерн «БраНобель» и станут русскими Рокфеллерами.

Младший, Альфред, рос болезненным и слабым. Добиваясь неплохих успехов в химии, он все же предпочитал поэзию и драматургию. Тем не менее, юноша стал активно помогать отцу. Альфреду было всего 17, когда он отправился в свое первое трехлетнее деловое путешествие по Европе и Америке. Начинающий делец твердо определил свое будущее – помогать отцу и заниматься столь любимой им химией… Но первая любовь едва не поставила крест на этих планах. Впрочем, как и всякое юношеское чувство, она обернулась разочарованием.

Альфред влюбился, как могут влюбляться только двадцатилетние романтики. Отныне не химия и механика, а Анна Дезри владела всеми его помыслами. Ей он посвящал свои стихи, с ней проводил все свободное время. Его дни проходили как в тумане и все мысли вертелись лишь вокруг возлюбленной, женитьбы, литературы и театра. Слушая разглагольствования младшего брата, практичный Людвиг только хватался за голову. Но лукавая датчанка предпочла бледному тщедушному Нобелю статного красавца математика Франца Лемаржа. В день их свадьбы Альфред слег с жесточайшей горячкой. Неделю отец не отходил от его постели. Придя в себя, Альфред заявил, что хочет стать самым выдающимся естествоиспытателем, чтобы «она все поняла и пожалела», когда «будет уже поздно».

От этого романа у Альфреда Нобеля осталась стойкая нелюбовь к математике. Во время одной из вечеринок Франц Лемарж выставил своего соперника на посмешище, подсунув ему на спор сложную математическую задачку, с которой Альфред не справился. Франц же с легкостью решил головоломку.

По этой причине, как утверждают злые языки, Нобелевская премия не вручается математикам.

В дни болезни сына Эммануил Нобель рассказал ему о своей сокровенной мечте – взрывчатом веществе, более мощном и менее дорогом, нежели черный порох. Тот был слишком капризен – неудобен в хранении и очень подвержен воздействию сырости. Изобретатель заменителя пороха мог прославить свое имя в веках и сделаться миллионером. Причем основа уже имелась – нитроглицерин. Правда, его изобретатель Асканио Собреро использовал это вещество как лекарство для облегчения сердечных приступов, но та же самая смесь в определенных пропорциях могла весьма неплохо взрываться. Это продемонстрировал юному Альфреду его учитель химии Н.Н. Зинин. Ученик был восхищен чудовищной мощью взрывающихся сердечных капель. И азартно взялся за дело. Вскоре в специально выкопанном канале неподалеку от завода Нобеля были произведены первые испытания. Окрыленный успехом, Альфред тут же послал в патентное бюро заявку на «нитроглицерин Нобеля». Ни имени Асканио Собреро, ни имени Н.Н. Зинина в этой заявке не значилось.

Казалось бы, счастливое будущее семейства Нобелей в России было предопределено. В годы Крымской войны компания, уже называвшаяся «Нобель и сыновья», сделала состояние на поставке в царскую армию боеприсов. Все вырученные деньги (а их было немало) вложили в расширение производства. Однако за поражением России в войне последовало падение спроса на военную продукцию. Перед семейством Нобелей снова замаячила угроза банкротства. В 1858 году Альфред с отцом и матерью возвращается в Стокгольм. Старшие братья остаются в России, рассчитывая спасти хоть малую часть семейного капитала. Внимание Людвига и Рудольфа привлекают бакинские нефтяные прииски. Альфред же все свое время уделяет опытам с «нитроглицерином Нобеля». «Начальный капитал» будущего миллионера составлял 100 тыс. франков (меньше 400 тыс. долларов по современному курсу).

Динамитный король. 1858–1873 годы

Первые партии «нитроглицерина Нобеля» отправлялись заказчикам в стеклянных бутылках и металлических бидонах. Процесс производства был отлажен не до конца. О технике безопасности речь вообще не шла. Тем не менее, Альфред открывает несколько нитроглицериновых заводов в Европе, ведь прибыль – прежде всего. Он сам исполняет обязанности технолога, рекламного агента, бухгалтера, директора… Однако нестабильный, легко взрывающийся от малейшей встряски нитроглицерин продолжает уносить в могилу десятки человеческих жизней.

В 1864 году в дом Нобелей снова пришла беда. 3 сентября 1864 года на нитроглицериновом заводе в Стокгольме произошел взрыв от случайного сотрясения. Сто килограммов нитроглицерина полностью уничтожили здание, погребли под обломками всех рабочих и младшего брата Альфреда, Эмиля Нобеля, приехавшего к родственникам на каникулы. Сам же изобретатель «адской смеси» отделался легкими ранениями и ушибами.

Историческая зарисовка. 1864 год

– Папа, Эмиль погиб…

Эммануил Нобель несколько минут отрешенно молчал, а потом как подкошенный рухнул в кресло. До самой своей смерти в 1872 году он уже не встанет с кровати.

Однако страшная весть подкосила не только тело старика, но и его разум. День за днем он проводил, рисуя пасторальные, типично шведские пейзажи. Но неизменно на переднем плане каждого рисунка было изображено одно и то же – взрывающийся дом…

Альфред также тяжело перенес смерть младшего брата и паралич отца. По собственным признаниям, в то время его спасала только работа – и постоянная перемена мест. Он превращается в космополита, непрерывно переезжающего с места на место.

Напуганное страшным взрывом, управление Шведской железной дороги приостанавливает заключенный с Нобелем договор об использовании его «жидкой взрывчатки» для прокладки железнодорожных туннелей. Вскоре взлетает на воздух завод в Гамбурге. Сотни людей гибнут от взрывов в Нью-Йорке, Сиднее, Сан-Франциско, Ливерпуле… Именно в те годы газетчики впервые окрестили Альфреда Нобеля «продавцом смерти».

Однако перспективы использования нитроглицерина огромны. Нужно лишь сделать его менее взрывоопасным. И Альфред с головой уходит в работу. В 1865 году он создает ртутный взрыватель (первоначально нитроглицерин подрывался пороховым зарядом), а в 1867-м пропитывает нитроглицерином кизельгур («инфузорную землю»). Впитавшись в мельчайшие поры инертного материала, нитроглицерин перестает быть опасным. Самопроизвольные взрывы остаются в прошлом. К тому же этой смеси под прессом можно придать любую форму. Например, круглые палочки («шашки») удобно вставлять в заранее высверленные отверстия. 

Новое изобретение Нобеля получило название «динамит» (от греч. «динамис» – сила). Динамит спас взрывоопасную империю Нобеля, и дела его снова пошли в гору. По всему миру открывались все новые и новые динамитные заводы – к концу жизни Альфред Нобель владел 93 заводами в разных странах.

Изобретатель переезжает в тогдашнюю «столицу мира» – Париж – и покупает себе шикарный особняк на Малахов-авеню. Он – человек, о котором знают все, но которого не знает никто.

С одной стороны – его исследования и изобретения вызывают в обществе страх. Деятельность богатейшего человека в Европе, коронованного динамитной шашкой, несколько не укладывается в столь популярное в конце ХIX века романтическое представление о прогрессе, несущем человечеству счастье. Скорее, она предвещает гибель. Несмотря на все старания ученого откреститься от военного использования его взрывоопасного детища, динамит все активнее применяется в боевых действиях.

К тому же следующие изобретения Нобеля имели исключительно военное применение. В 1876 году он соединяет нитроглицерин с порохом, получая «гремучий студень», а через несколько лет – баллистит, первый из бездымных нитроглицериновых порохов. И тот, и другой продукты имели чисто военное предназначение. На основе баллистита в 1895 году английские химики создали свой вариант бездымного пороха – хорошо известный кордит.

С другой стороны, Нобель считался чуть ли не социалистом. Как наниматель сотен рабочих, он заботился об их здоровье и благополучии. Видимо, владелец опасного производства отлично понимал, что такая «экстремальная» работа, как производство взрывчатых веществ, должна давать какие-то «бонусы». Своему личному ассистенту, Рагнару Солману, он к свадьбе удвоил жалование, а кухарке в день ее замужества преподнес 40 тыс. франков (150 тыс. современных долларов).

О себе ученый писал следующее: «Нобель – бедное полуживое существо. Достоинство: держит ногти в чистоте и никому не бывает в тягость. Недостатки: отсутствие семьи, великое терпение, слабое здоровье, но хороший аппетит. Единственное желание: не быть погребенным заживо. Величайший грех: отсутствие любви к богатству... Разве этого недостаточно для смертного?»

Мысли о смерти постоянно занимали «короля динамита». Достаточно сказать, что во время аудиенции у Наполеона III Альфред Нобель завел с ним разговор об открытии «дома для самоубийц». «Представьте себе, Ваше Величество, – говорил он монарху, – особняк на берегу моря, оркестр из лучших музыкантов, и последние минуты несчастных превратятся в истинное блаженство – коньяк, сигары, Шопен, ну и мышьяк под конец». 

Что касается боязни быть погребенным заживо, то эта фобия преследовала Альфреда Нобеля всю жизнь. В завещании Альфреда Нобеля, помимо всего прочего, имелся пункт, согласно которому перед положением в гроб ему должны были перерезать вены, – таким способом он хотел навсегда избавить себя от кошмара пробуждения в заколоченном гробу. В конце концов дошло до того, что «король динамита» начал мучаться бессонницей из-за опасения заснуть летаргическим сном. Врачи были бессильны и могли лишь советовать переменить образ жизни, жениться или завести любовницу, наконец.

Шерше ля фам. 1874–1876 годы

Совет врачей был из тех, которые проще дать, чем исполнить. Возможно, памятуя о неудачной первой любви, Нобель плохо сходился с женщинами. Он мог спокойно общаться с власть имущими, издали любоваться представительницами прекрасного пола, шутить о них. Но сделать тот самый «первый шаг», с которого все начинается, был не в силах.

Историческая зарисовка. 1874 год

На одном из званых вечеров один из гостей упрекнул Нобеля:

– Отчего Вы сопротивляетесь предоставлению женщинам избирательного права? В конце концов, Альфред, ведь между мужчиной и женщиной совсем маленькая разница.

В ответ Нобель поднял свой бокал и произнес тост:

– Господа, да здравствует маленькая разница!

Некоторое время Альфред Нобель встречался с блистательной солисткой «Комеди франсез» Сарой Бернар. Неизвестно, была ли это любовь или просто дружеские отношения, но вскоре «король динамита» написал письмо… маме, спрашивая у нее, стоит ли ему связывать свою жизнь с актрисой (в ту пору ему было около сорока лет!). Ответа пришлось ждать долго. В конце концов Анриетта Нобель прислала сыну послание, в котором резко отрицательно высказывалась против его свадьбы. «Личность актеров состоит из всех ролей, сыгранных ими на сцене, а в основе этой личности лежит что-то аморфное, чему можно придать любую форму, – поучала мама «короля динамита». – Недаром актеров в старину не разрешали хоронить на кладбище. У них нет души, сыночек!»

Не желая ослушаться маму, Альфред Нобель разрывает отношения с Сарой Бернар.

И тут же пытается завязать знакомство крайне оригинальным для своего времени (хотя и весьма привычным для нас) способом – через объявление в газете. В одном из номеров газеты «Neue Freie Presse» за 1874 год появилось объявление: «Очень богатый, образованный, среднего возраста (41 год) господин ищет владеющую языками даму в зрелом возрасте, которая могла бы работать секретарем и вести хозяйство». Через три недели по указанному адресу отозвалась тридцатитрехлетняя графиня Берта Кински, а еще через месяц Нобель выслал ей деньги на дорогу в Париж.

Первое время «динамитному королю» казалось, что они с Бертой созданы друг для друга. Циник превратился в обходительного кавалера. Нобель шутил, был галантным и даже растерял где-то свою вечную меланхолию. Мысли, наблюдения, любимые поэты – все у них с Бертой совпадало. В конце концов, по возвращении из очередной поездки по своим заводам Альфред набрался смелости и задал графине тот самый «важный вопрос». Каково же было удивление миллионера, когда вместо ожидаемого «да» он получил в ответ душещипательную историю, весьма напоминавшую невысокого пошиба водевиль.

Выяснилось, что госпожа Кински, чей древний и аристократический австрийский род давно уже растерял и влияние и богатство, вынуждена была пойти работать гувернанткой в дом баронессы фон Зутнер и без памяти влюбилась в своего подопечного, сына баронессы – семнадцатилетнего Артура фон Зутнера. Их связь длилась два года – но шила в мешке не утаишь и баронесса все узнала. Стремясь спастись от скандала, Берта Кински ринулась в Париж, к Нобелю. Но любовь, как говорится, не лукошко.

Сложно сказать, о чем думал Нобель, но призраки Анны Дезри и Франца Лемаржа явно вновь встали у него перед глазами. В этом «водевиле» ему, похоже, отводилась роль доверчивого простака-богача.

Тем не менее, Альфред не разорвал отношения с Бертой Кински. Пробормотав нечто маловразумительное о том, что время все лечит, он отправился в очередную инспекционную поездку по заводам… Одновременно Нобель отдал указание перестроить особняк. В новом проекте для Берты отводились три комнаты, обставленные с помощью лучших французских дизайнеров того времени – Леже, Пуантро… Однако вернувшись, «динамитный король» не застал свою «секретаршу». Она-таки уехала в Вену, где тайно обвенчалась с Артуром фон Зутнером.

Интересно, что почти до самой смерти Нобель продолжал вести переписку с Бертой Кински (или фон Зутнер?). Также примечательно то, что в 1905 году Берта за роман «Долой оружие» и антивоенную деятельность была удостоена Нобелевской премии мира.

Через неделю после бегства Берты изобретатель уехал в Вену, где у него был домик и небольшая фабрика. Он заперся в лаборатории и вновь показал всему миру, на что способен Альфред Нобель. Только за 1875–1876 год им были запатентованы велосипед с каучуковыми шинами, боевые ракеты и тот самый «гремучий студень».

Занятно, что эти отнюдь не мирные (кроме разве что велосипеда) изобретения были сделаны Нобелем в то время, когда он все громче начал заявлять о своих «антивоенных» настроениях. «Со своей стороны, – сказал он как-то, – я желаю, чтобы все пушки с прислугой можно было бы отправить ко всем чертям или, в лучшем случае, в музеи». В другой раз он высказался еще определеннее: «Война – это ужас из ужасов, это самое страшное преступление... Мне бы хотелось изобрести вещество или машину такой разрушительной силы, чтобы всякая война вообще стала бы невозможной».

Что же, работы над «гремучим студнем» и «баллиститом» напрямую приближали «динамитного короля» к заветной цели. Действительно, в то время более мощных взрывчатых веществ не было в природе. Но войны от этого не прекратились. Скорее, наоборот.

«Моя прекрасная леди». 1876–1891 годы

Неизвестно, какие еще взрывоопасные «игрушки» подарил бы военным и политикам Альфред Нобель, если бы не случай, вновь отвлекший его от лабораторного стола.

Не отличаясь крепким здоровьем, «динамитный король» много времени проводил на курортах. В отличие от дня сегодняшнего, когда непременными атрибутами курортного отдыха являются пальмы, море и солнце, в описываемые времена за здоровьем ехали на минеральные источники. Фраки, чинные прогулки, попивание целебной водички, великосветские сплетни…

Именно на фоне этого «пейзажа» в Бадене-бай-Вин с Нобелем происходит история, как две капли воды похожая на сюжет оперетты «Моя прекрасная леди». Немолодой уже человек без памяти влюбляется в юную очаровательную девушку.

Историческая зарисовка. 1876 год

Утренние прогулки Альфреда Нобеля в Бадене постоянно пролегали по одному и тому же маршруту. И ежедневно «динамитный король» посещал небольшой цветочный магазин, где неизменно покупал букетик орхидей. Изобретатель смертоносной взрывчатки обожал эти цветы. Вечера он проводил на террасе, любуясь игрой последних лучей заходящего солнца на нежных лепестках орхидеи.

А утром отправлялся в лавку за свежим букетом.

Однако вскоре Альфред понял, что его не столько манят орхидеи, сколько пленяет вид хозяйки – двадцатилетней очаровательной Софии Гесс. От ничего не значащих приветствий сорокатрехлетний ухажер перешел к дружеским разговорам, а через месяц увез Софию в Вену, где купил ей небольшой особнячок.

Приунывший было после неудачи с графиней Кински, «динамитный король» восстановил переписку со старыми приятелями и начал снова бывать в светских салонах. Через некоторое время он снова перебирается в Париж, в дом на Малахов-авеню, а красавице Софии Гесс приобретает квартиру неподалеку, а затем и виллу в Бад-Ишиль. Простушка-цветочница уже называет себя перед приятелями-знакомыми не иначе как «госпожа Нобель».

Далее все развивалось почти как в упомянутой оперетте. Уроки хороших манер, совместные прогулки и чтение книг, восторженные письма… Все, да не совсем. Резвушке-Софии быстро прискучил вечно меланхоличный миллионер и, пользуясь его деньгами, она пустилась на поиски приключений. Над «королем динамита» потешался весь Париж, а немногочисленные друзья пытались донести до него правду о бесконечных любовных похождениях его пассии. Уже Людвиг и Рудольф в своей далекой России поняли, что на голове у их младшего братца выросли рога – куда уж там оленьим. Но «динамитный король» оставался слеп и глух. На требования братьев объяснить, что связывает его с беспутной девицей, Альфред мямлил, что «всего лишь помогает бедной девушке».

София Гесс морочила голову Альфреду Нобелю до 1891 года. «Прекрасная леди» заявилась прямо на порог его кабинета и заявила, что ждет ребенка. И тут же с очаровательной непосредственностью добавила, что беременна она от драгунского капитана фон Капивара. София молила ее простить, благословить ее брак и… не лишать денежного содержания.

Нобель продолжал содержать бывшую цветочницу до самой своей смерти – и даже после нее. По завещанию обманщица получала ежегодно полмиллиона шведских крон (почти 3 млн. современных «зеленых») и до конца своей жизни вела безбедное существование.

Одиночество. 1891–1896 годы

Предательство (будем называть вещи своими именами) Софии Гесс было не единственным темным пятном, омрачившим последние годы жизни изобретателя динамита. С середины восьмидесятых годов врачи констатировали у Нобеля смертельную на то время болезнь – грудную жабу. Один за другим начали умирать родственники Альфреда. Смерть словно подбиралась к нему все ближе и ближе.

В 1888 году умер старший брат, Людвиг. Через год не стало матери. И в том же 1888 году парижские газеты опубликовали некролог по… самому Альфреду Нобелю. Конечно, газетчики просто перепутали двух братьев, но каково было пятидесятипятилетнему миллионеру узнать, что о нем думают люди!

Историческая зарисовка. 1888 год

Пальцы Альфреда Нобеля бессильно разжались и газета скользнула на пол. Прочитать некролог на самого себя – это еще полбеды. В голове, словно колокольный звон, гремели сочные эпитеты, которыми его наградили парижские газетчики: «миллионер на крови», «динамитный король», «злодей мирового масштаба». «Я так и умру, оставшись для всех «продавцом смерти», – медленно проговорил Нобель. – Что же делать? За что они все меня так ненавидят?»

Надо было что-то предпринять. Нобель чувствовал, что смерть его не за горами, и два вопроса терзали Альфреда – как обелиться перед человечеством и как распорядиться своим состоянием. В 1889 году Нобель отправляется на Всемирный конгресс мира – с этого момента миллионер от взрывчатки все активней начинает поддерживать мировое антивоенное движение. Тогда же он впервые высказывает идею о создании из своих капиталов премиального фонда для награждения наиболее выдающихся ученых и общественных деятелей.

Правда, душевные терзания не мешают ему закончить работу над очередным взрывчатым веществом на основе баллистита. Право на его производство – видимо, затаив обиду на французских газетчиков в частности и всех французов вообще – он передает (вернее, продает) итальянцам.

Французское правительство крайне болезненно отреагировало на это событие. Пресса неистовствовала. Нобелю снова припомнили все его грехи до седьмого колена. В своих обвинениях газетные борзописцы не задумывались даже о логике. Оказывается, передав итальянцам право на производство изобретенного им взрывчатого вещества, Нобель украл его у Франции!

На заводах и в лабораториях, принадлежавших Нобелю во Франции, были проведены обыски. Также обыскали личную лабораторию ученого и его особняк. Оскорбленный Альфред навсегда покинул Париж и с 1891 года сделал своей штаб-квартирой Сан-Ремо на Итальянской Ривьере. «Французы пребывают в счастливом заблуждении относительно того, что здравый смысл присущ только им», – желчно заявил миллионер. На протяжении пяти последних лет своей жизни он проводил в Италии почти все свое время. Лишь летом на пару месяцев уезжал в Швецию.

Альфред Нобель снова увлекся литературой. Он перечитывает Гюго, Бальзака, Золя, Тургенева. Поэзия Перси Биши Шелли вызывает у него желание посвятить себя литературе. Незадолго перед смертью была опубликована его пьеса «Немезида». Однако после кончины ученого весь тираж, кроме трех экземпляров, был уничтожен, так как пьесу сочли скандальной и кощунственной. Лишь в 2003 году в Швеции «Немезида» вновь увидела свет.

Не пустовала и лаборатория. Нобель, забросив «взрывчатые» исследования, все силы отдавал работе над получением синтетического каучука и искусственного шелка. Но закончить эти работы «динамитный король» так и не успел.

В ноябре 1896 года Альфред получил сообщение о смерти своего брата Рудольфа. Из пяти человек, спасшихся из огня в ту страшную ночь 1834 года, он остался единственным живым. Впрочем, Нобель не питал по этому поводу никаких иллюзий. В начале декабря его самочувствие серьезно ухудшилось. Альфред заново переписывает завещание и в ночь с 9 на 10 декабря умирает на своей вилле в Сан-Ремо от кровоизлияния в мозг.

Смерть шведского ученого весьма походила на его жизнь. И в жизни, и в смерти он был окружен чужими ему людьми. И жизнь, и смерть его прошли в одиночестве.

Андрей Медведев. Журнал "Планета", декабрь 2008.

"Гений – это один процент вдохновения
и девяносто девять процентов пота."

Томас Алва Эдисон

 Историческая зарисовка

Однажды летним днем 1868 года дверь Бостонского отделения телеграфной компании «Вестерн Юнион» распахнулась, как от удара ногой, и в нее небрежной походкой вошел молодой человек в потрепанном костюме и вызывающе сбитой на затылок грязной солдатской фуражке. Пережевывая табачную жвачку, он высокомерно оглядел помещение, засунул руки в карманы и важно изрек:

– Ну, вот и я!

– А кто ты такой, черт тебя возьми? – поднялся из-за своей конторки управляющий.

– Я – Том Эдисон, – процедил молодой наглец, – лучший телеграфист.

Все работающие в зале просто вскипели от негодования. А управляющий, чтобы сбить с зарвавшегося юнца спесь, немедленно поставил его на самую загруженную линию – нью-йоркскую – и одновременно попросил посадить в Нью-Йорке за аппарат самого быстрого телеграфиста.

Том Эдисон лениво развалился на своем рабочем месте. Его совсем не смущала пулеметная скорость передачи. Не пропуская ни одного знака, он время от времени, позевывая, отстукивал в Нью-Йорк телеграммы: «Не спи», «Чего копаешься», «Передавай быстрее». Через четыре часа нью-йоркский телеграфист сдался.

Так появилась первая легенда о Томасе Эдисоне.





Первые шаги

– Не из тех ли вы мальчишек, что торговали конфетами в коробочках с фальшивым, в полдюйма толщиной, дном?

– Нет. В моих коробках дно всегда было толщиной в дюйм.

Из разговоров с Томасом Эдисоном

Томас Алва Эдисон родился 11 февраля 1847 года в городе Милане. Не в итальянском, а том, который в штате Огайо. В школе будущего гения считали редкостным тупицей и через несколько месяцев выгнали из-за того, что он наотрез отказался декламировать в классе. Мать будущего изобретателя устроила директору школы скандал, но обратно ребенка не отдала, а занялась его образованием сама. В десять лет Том прочитал книгу Р. Паркера «Натуральная и экспериментальная философия» и увлекся изобретательством.

Исторический факт:

Даже в таком юном возрасте Эдисон понимал, что для научной деятельности необходимы деньги. Так что сначала Том зарекомендовал себя как делец. Продав овощи с домашнего огорода, он собрал необходимую сумму – и приступил к экспериментам в подвале собственного дома. Юный изобретатель пытался полететь, глотая порошок для изготовления газировки, высиживал гусиные яйца, а на каждом втором флаконе в его «лаборатории» красовалась надпись «ЯД».

В двенадцать лет поиски источников финансирования привели Эдисона на железную дорогу, где он стал продавцом газет и конфет – тех самых, в коробочках «с дном толщиной в дюйм». А чтобы совмещать «научную» деятельность с «коммерческой», здесь же, в багажном вагоне, он обустроил свою лабораторию. Еще через три года в этом же вагоне юный проныра развернул передвижную типографию и наладил выпуск газеты, которую продавал пассажирам. Наборщиком, редактором, автором статей и корректором в этой газете был сам Томас Эдисон.

Газета Эдисона издавалась всего один год. Вскоре очередной эксперимент закончился пожаром в вагоне-типографии. Юный изобретатель–коммерсант–редактор был буквально за уши вытащен проводником из огня и с тех пор до самой своей смерти остался глухим на одно ухо.

По этой причине в разгар войны Севера и Юга Эдисон не был мобилизован на фронт и стал телеграфистом. Его пятилетняя работа в этой роли окончилась в Бостонском отделении телеграфной компании «Вестерн Юнион». В 1869 году в газете «Телеграфист» появилось сообщение о том, что «Т.А. Эдисон оставил свой пост и посвятил себя изобретательской работе».

Изобретения на заказ

Никогда, ни на одно мгновение мы не должны забывать экономическую сторону проблемы.

Томас Алва Эдисон

Первое изобретение Эдисона – электрический регистратор голосов для выборов – не принесло двадцатидвухлетнему изобретателю ни гроша. Покупателей не нашлось. И с этого момента Эдисон, прежде чем приступить к работе, старательно изучал «рынок» и все возможности реализации будущего изобретения. Прогорев с первой попыткой, Эдисон обратил внимание на хорошо знакомый ему телеграф. Как раз в это время – осенью 1869 года – на нью-йоркской бирже шла развязанная Джемом Гоулдом «война». Котировки акций менялись ежедневно. Наблюдая за сотнями людей, терявшими свое состояние или делавшими его на биржевых спекуляциях, Томас Эдисон понял ценность вовремя полученной информации и взялся усовершенствовать биржевой телеграф.

Со своим предложением Эдисон явился в штаб-квартиру «Гоулд энд Сток Телеграф Компани». В обычной для него нахальной и развязной манере двадцатидвухлетний «изобретатель» изложил руководству компании свою идею. Те, к удивлению Эдисона, сразу ухватились за предложение и попросили назвать цену патента.

«Надо запросить какую-нибудь невиданную сумму. Тысяч пять долларов, – подумал Томас, – тогда сторгуемся на трех».

Но в решающий момент у него не хватило духа назвать такую цифру. В кабинете повисла пауза, внезапно прерванная представителем компании: «Что вы скажете о сорока тысячах?»

Эдисон чуть не упал со стула от неожиданности и лишь молча кивнул.

Получив чек, изобретатель сразу же ринулся в банк. Кассир, желая подшутить над молодым человеком, выдал ему всю сумму мелкими купюрами. До утра Эдисон, не смыкая глаз, сторожил свои деньги. После бессонной ночи, растеряв остатки былой самоуверенности, он робко поинтересовался у друзей – что же делать с кучей денег. Выяснилось, что Томас до этого дня не имел ни малейшего представления о банковских вкладах! 

Вскоре в Нью-Йорке началось производство биржевых телеграфов Эдисона.

Исторический факт:

С самого начала Томас Эдисон подобрал себе мощную «команду». С ним работал немецкий инженер Шуккерт – будущий основатель заводов «Сименс-Шуккерт», Круези, ставший впоследствии главным инженером компании «Дженерал Электрик», изобретатель электронной лампы Флеминг. 

Интересно, что для экономии времени Эдисон впервые начал использовать анкетирование устраивающихся на работу. Он очень ценил широко образованных людей и в свои анкеты включал не только узкоспециальные вопросы: «Как изготовляется серная кислота?», «Какое напряжение тока применяется в трамваях?», «Кто был Плутарх?», «Где находится Волга?»

;Сначала в продаже появился дуплексный (двойной), а чуть позже – квадруплексный (четверной) телеграфный аппарат Эдисона. В 1876 году был запущен в производство сектаплексный телеграф. За это время Томас заработал и истратил почти двести тысяч долларов. Однако вскоре Эдисон решил, что дальше усовершенствовать аппарат невозможно и начал искать себе новый «фронт работ». В процессе совершенствования телеграфа раз и навсегда сформировалось «кредо» его деятельности, которое сам Эдисон сформулировал следующим образом: «Я не исследовал законов природы и не сделал крупных научных открытий. Я не изучал их так, как изучали Ньютон, Кеплер, Фарадей и Генри для того, чтобы узнать истину. Я только профессиональный изобретатель. Все мои изыскания и опыты производились исключительно с целью найти что-либо, имеющее практическую ценность».

За это время штат лаборатории Эдисона вырос до ста человек, однако все они трудились на одного изобретателя, вернее, на одну «марку» – «Томас Алва Эдисон». Благодаря изобретениям Эдисона только «Вестерн Юнион» увеличила свой капитал на 15 млн. долларов.

Деятельность Эдисона привела к настоящей «гонке» с другим американским изобретателем, Александром Гремом Беллом, и созданной им компанией «Белл телеграф компани». Обе «фирмы» беззастенчиво «заимствовали» друг у друга идеи и запатентованные изобретения, порой лишь слегка их видоизменяя, а временами не утруждая себя даже этим. Так, Эдисон «одолжил» у конкурента электрическое реле, а Белл – микрофон. Борьба обострилась до предела, когда Эдисон переключился с телеграфных аппаратов на «епархию» Белла – телефон. «Дополнив» изобретение Белла угольным микрофоном и индукционной катушкой, Эдисон смог обойти конкурента, доказав патентному бюро, что его аппарат является оригинальной конструкцией.

Исторический факт:

«Вестерн Юнион» предложила Эдисону за «угольное передающее устройство» сто десять тысяч долларов. Вместо того, чтобы получить деньги сразу, Томас Эдисон выдвинул оригинальное условие – он потребовал выплачивать ему по шесть тысяч долларов в год в течение всего срока действия патента – семнадцати лет. Он как-то не посчитал, что только годовые проценты по предложенной ему сумме составят эти шесть тысяч. Естественно, «Вестерн Юнион» положила сто десять тысяч долларов в банк и год за годом отдавала Эдисону проценты, получив в итоге патент… совершенно бесплатно. 

Противостояние Белла и Эдисона окончилось как в «Сказке о Мальчише-Кибальчише» – «пришла беда, откуда не ждали». В 1877 году Британское бюро патентов окончательно устало от взаимного «пиратства» Эдисона и Белла и запретило им использовать изобретения друг друга. Для борьбы со скрупулезными чиновниками британского бюро Белл и Эдисон заключили перемирие, и вскоре под эгидой «Вестерн Юнион» был создан единый международный концерн.

Следует признать, что Эдисон был неплохим рационализатором и настоящим трудоголиком. Вечно всклокоченный и небрежно одетый, тридцатилетний «старик», как называли его подчиненные, готов был сутками просиживать в лаборатории и изводить сотрудников, бесконечно шлифуя тот или иной аппарат. Сам Эдисон писал: «Я был плохим фабрикантом, потому что не мог оставить в покое ни одной вещи, даже если она была и так достаточно хороша. Что бы ни попадало в мои руки – машинка для взбивания яиц или электромотор – я прежде всего думал о том, как это усовершенствовать. Стоило только мне кончить работу над каким-нибудь аппаратом, как я уже стремился снова разобрать его, чтобы еще что-нибудь переделать. Такая мания дорого обходится фабриканту!»

Изобретения «по заказу» обеспечивали «фирме» Эдисона огромные деньги – только два усовершенствования телефона в сумме принесли изобретателю почти 300 тыс. (около 6 млн. «современных» долларов). Но богатство нисколько не изменило образ жизни изобретателя. «Единственное мое стремление – работать, не думая о расходах. То есть, если мне хочется занять целый месяц и весь свой штат выяснением того, почему одна угольная нить накаливания работает чуточку лучше другой, то я желаю работать, не беспокоясь о том, сколько это будет стоить. Мысль о затратах раздражает меня. Мне не нужны обычные утехи богачей. Мне не нужно ни лошадей, ни яхт, на все это у меня нет времени. Мне нужна мастерская!» – писал он. Семья (а к тому времени изобретатель был женат уже более пяти лет) стояла на втором плане. Вилла во Флориде пустовала. Томас Эдисон работал.

Исторический факт:

Слово «Алло», которым многие начинают телефонный разговор, тоже следует считать изобретением Томаса Эдисона. Впервые изобретатель использовал его при тестировании угольного микрофона.

Электрический король

– Сколько денег производит эта машина за каждый оборот?

Томас Алва Эдисон (берлинская промышленная выставка)

Отказавшись в 1878 году от дальнейшего усовершенствования телеграфного аппарата, Эдисон обратил внимание на проблему электрического освещения в быту. Нам, людям эпохи электричества, трудно себе представить, что менее ста пятидесяти лет назад основным источником света в домах был… газ!

Исторический факт:

Жилые кварталы освещались газовыми фонарями, а дома – газовыми рожками. Вместо привычных для нас подстанций – газовые резервуары, вместо электрических кабелей – проложенные прямо по поверхности (реже – под землей) газовые трубы. Вместо электрических счетчиков в каждой квартире – газовые.

Заходишь в дом, поворачиваешь рычаг газового рожка, подносишь к шипящей горелке спичку – и прихожая заливается мерцающим светом.

Правда, иногда вместо света получался взрыв и пожар. Или не получалось ничего – потому что газовые магистрали часто приходили в негодность. Но другой доступной и дешевой альтернативы не было.

Эдисон не собирался биться над проблемой с нуля. Уже была изобретена динамо-машина Гремма. Уже создали свою лампу накаливания русские инженеры Лодыгин и Яблочков. Вакуумный насос Спренгела позволял создать вакуумную лампу накаливания. Томас Эдисон лишь намеревался соединить все изобретения в одну систему и сделать ее пригодной для массового применения.

Однако вначале, верный своему кредо «не забывать об экономической стороне проблемы», он досконально изучил устройство газового освещения. А потом на основе схемы газового освещения района начал строить схему электрического. Газовые резервуары заменялись динамо-машинами, трубы – проводами, рожки – лампочками. Для подсчета расхода электричества в лаборатории Эдисона был создан первый электрический счетчик. Расчет сметы показал, что проект Эдисона будет работоспособен, если цена одной лампочки не будет превышать сорока центов. Таким образом, проект оказался реализуем и работа закипела.

27 января 1879 года Эдисон получил патент на стеклянную вакуумную лампу с угольной нитью накаливания. Однако этому результату предшествовало тысяча шестнадцать экспериментов.

Исторический факт:

В первых лампах нить накаливания представляла собой обычную швейную нитку, покрытую углем. Такая лампа горела всего сорок часов. В ходе последующих опытов Эдисон и его сотрудники перепробовали все вещества, содержащие углерод – смолы, различные сорта древесного угля и даже некоторые продукты питания. Всего 6000 разновидностей вещества. Наилучший результат дал бамбук, причем тот бамбук, который шел на изготовление чехлов для японских пальмовых вееров.

В последний день 1879 года Эдисон устроил презентацию в лучших современных традициях. Три тысячи человек были привезены в Нью-Йорк на специально зафрахтованных поездах, чтобы полюбоваться на сотни лампочек, горевших у мастерской Эдисона и на окрестных дорогах.

Эта демонстрация вызвала настоящую панику на лондонской и нью-йоркской бирже. Акции газовых компаний начали стремительно падать в цене.

Однако во время презентации Эдисон деликатно умолчал, что цена его лампы пока составляет целый доллар с четвертью (т.е. 25 современных долларов!). При таких затратах о рентабельности производства электрических ламп не могло быть и речи.

Однако Томас Эдисон не сдавался. Лампочка должна была стоить сорок центов. На собственные средства он начал массовое производство изначально убыточного товара! К 1881 году себестоимость удалось снизить всего на десять центов, однако уже в 1882-м лампочка стоила пятьдесят центов. В 1883 году производство электрических ламп начало приносить прибыль по три цента со штуки, а в 1889-м лампочка Эдисона стоила уже двадцать два цента! Дело было сделано. Эдисон тут же объединил многочисленные компании, основанные им для производства ламп, в одну, которая в 1892 году, после слияния с «Томсон Хьюстон электрик компани», начала называться «Дженерал Электрик». Таким образом Эдисон способствовал созданию одного из крупнейших в мире промышленных концернов.

Исторический факт:

Одновременно была решена еще одна проблема. Потребители постоянно включали или выключали свет – в доме, на улице, во дворе, и электрическая нагрузка все время менялась. Обычная для того времени динамо-машина не смогла бы работать в таких условиях. Эдисон ставит перед собой и своими подчиненными задачу построить двухфазный генератор – динамо-машину нового типа. Несмотря на скептические ухмылки маститых ученых, задача была выполнена (Эдисон, к счастью, не знал, что с точки зрения современной ему науки такой машины просто не может существовать!).

В 1882 году Эдисоном была открыта центральная электростанция в Нью-Йорке. В Америку пришла эра электрического освещения. Томас снова добился поставленной цели, просто не осознавая того, что его задумка шла вразрез с представлениями тогдашней науки. Любой на его месте отступился после первой же неудачи. Но Эдисон не умел отступать. Сотни неудач и тысячи экспериментов все-таки привели его к победе. О тех днях он писал следующее: «Каждая неудача, которую мы терпим, – это единственный путь к истине. Каждая неудача приближает нас к правильному решению. Каждый раз мы узнаем, что этот путь не приведет к успеху, но сразу же выбираем новый путь и делаем новый эксперимент».

Без компромиссов

Существует человеческий мозг, который представляет огромную ценность: в деловом и промышленном мире его оценивают в 15 миллиардов долларов. Миллиардов, а не миллионов!.. Этот мозг принадлежит Томасу Алве Эдисону…

Казалось, дела «электрического короля» шли прекрасно. Однако в 1886 году над его империей нависла нешуточная угроза. Все аппараты Эдисона работали от постоянного тока. Они были дороги и, самое главное, не функционировали на большом удалении от источника тока. Именно поэтому для уличного освещения Эдисону приходилось ставить паровые генераторы буквально в каждом квартале. С этими недостатками приходилось мириться, пока не появились первые приборы переменного тока, которые «продвигал» на американский рынок другой изобретатель – Джордж Вестингхауз.

Между конкурентами разгорелась нешуточная борьба. Томас Эдисон, поняв, что проигрывает, использовал хорошо знакомую в наши дни технологию «черного пиара». Он организовал серию выступлений, в которых доказывал, что переменный ток, в отличие от постоянного, смертельно опасен.

В ход пошли и газетные статьи. Начинающий изобретатель Гарольд Браун опубликовал в «Нью-Йорк Пост» статью, где живописал страдания мальчика, погибшего от удара переменного тока.

Эдисоном был произведен целый ряд экспериментов, доказывающих опасность переменного тока. К генераторам Вестингхауза присоединялись металлические пластины, на которых перед глазами почтеннейшей публики и представителей прессы усаживались кошки, собаки, свиньи, гуси… Потом аппарат включался. Что происходило – легко можно себе представить.

Завершающий – как казалось Эдисону – удар по генераторам переменного тока Вестингхауза был нанесен в 1888 году…

4 июня 1888 года – видимо, под воздействием публичных экспериментов Эдисона – нью-йоркские власти установили новый вид смертной казни – посредством электрического тока. Однако какого – постоянного или переменного – «отцы» города не решили.

Эдисон немедленно выступил с предложением казнить при помощи переменного тока. Расчет «электрического короля» был тонок – заказом на производство нового орудия казни можно пожертвовать, зато ни один нормальный человек не захочет пользоваться прибором, «выполненным по технологии» средства казни.

Вестингхауз поздно разгадал игру Эдисона. Для экзекуций был выбран аппарат, работающий на переменном токе. Тогда разгневанный изобретатель заявил, что не желает иметь ничего общего с новым видом казни и не будет поставлять свои генераторы переменного тока нью-йоркским властям. Те, в свою очередь, передали заказ Эдисону. И вскоре изобретатель осчастливил мир… первым электрическим стулом.

Таким образом, первым прибором переменного тока, разработанным и созданным компанией Эдисона, стал аппарат для приведения в исполнение смертного приговора. А Джордж Вестингхауз, вероятно, еще долго поминал недобрым словом своего хитрого противника. Ведь еще несколько десятилетий электрический стул называли стулом Вестингхауза.

Интересный факт:

Правда, Эдисон праздновал победу недолго. В 1887 году в «войну токов» включился «повелитель молний» – Никола Тесла. Два года поработав у Эдисона, этот сербский изобретатель основал собственную компанию. Приборы Теслы, работающие на переменном токе, оказались надежней и дешевле машин Эдисона. И хотя Томас Эдисон сохранил свои лаборатории и доходы, «электрическим королем» он быть перестал.

Музыка на барабане

– Чем интересуетесь?

– Всем!

Запись, сделанная Эдисоном в книге для почетных гостей

Историческая зарисовка

Как-то раз Томас Эдисон вызвал к себе одного из механиков своей лаборатории, Джона Круези, и вручил ему черновой чертеж простенького аппарата. В углу рукой «старика» была сделана пометка «18 долларов» – в такую сумму изобретатель оценил сборку нового прибора.

Круези разглядел на чертеже вращающийся цилиндр, приводимый в движение ручкой, и два неподвижно закрепленных рожка.

– Что это будет, сэр? – поинтересовался механик.

– Говорящая машина, – ответил Эдисон.

– Это очень хорошая шутка, сэр, – рассмеялся Джон и удалился в свою мастерскую.

Через пару дней он представил «боссу» работающий аппарат.

–Задержитесь, Джон, – проговорил «Старик», когда механик уже собирался уходить, а потом подошел к машине и громко крикнул в рожок. – У Мэри был барашек!

Затем Эдисон что-то переключил в машине и та скрежещущим голосом повторила: «У Мэри был барашек».

Удивлению Круези не было предела.

Еще через несколько дней Эдисон запатентовал новый аппарат под названием «фонограф». Чиновники патентного бюро старательно искали в архивах своего ведомства прецедент, но не нашли. Фонограф стал первым – и по сути единственным – самостоятельным изобретением Томаса Эдисона.

В том же году Эдисон устроил презентацию своего детища. В доме изобретателя говорящая машина встречала гостей словами: «Доброе утро! Как поживаете? Как вам нравится фонограф?». Сам Эдисон, сияя как начищенный пятак, объяснял всем желающим, какую пользу может принести его новое творение. Он сходу предложил десять возможных областей применения фонографа:

1. Диктовка писем и документов без стенографистки.

2. Фонографические книги для слепых.

3. Обучение красноречию.

4. Воспроизведение музыки.

5. Запись на память семейных событий, голосов членов семьи.

6. Музыкальные шкатулки и игрушки.

7. Часы, которые могут вслух объявлять время.

8. Сохранение языков посредством точной регистрации правильного произношения.

9. В целях образования.

10. В сочетании с телефоном для записи переговоров.

Первые фонографы не отличались высоким «качеством записи» и издаваемые аппаратом звуки мало походили на человеческий голос. Тем не менее, гости Эдисона были в восторге. Ведь до него никто даже не пытался работать в этом направлении. И если во всех остальных случаях Эдисон шел по уже проложенной другими изобретателями дороге, то в случае с записью звука он сам оказался в роли новатора. И… получил все, что положено новатору.

Сначала соперник Эдисона в телефонном «бизнесе» Александр Белл создал на основе фонографа свой аппарат для записи звука, названный графофоном. В отличие от аппарата Эдисона, в котором запись осуществлялась на обернутый оловом барабан, в машине Белла использовался восковой цилиндр, на котором игла оставляла «звуковую дорожку». Для массового производства своего звукозаписывающего прибора Белл основал компанию «Коламбиа Графофон компании».

А еще через несколько лет Эмиль Берлинер изобрел граммофон, который записывал звук на плоский пластмассовый диск. Именно с появлением граммофона предсказания Эдисона начали потихоньку сбываться.

В 1887 году Эдисон усовершенствовал фонограф, создал флуороскоп, диктофон, прообраз кинокамеры и щелочной аккумулятор. «Фабрика изобретений», переехавшая к тому времени в Уэст-Ориндж, продолжала работать. И снова за изобретениями Эдисона стоял труд многих десятков людей, окончательно превращая его имя в торговую марку. Всего «Фабрика изобретений» Эдисона получила 1200 патентов в различных областях науки, изобретательства и рационализации.

Рецепт успеха

Молодой человек приходит наниматься на работу к Эдисону.

– А над чем вы думаете работать? – спрашивает Эдисон.

– Я хотел бы получить кислоту, разъедающую все известные материалы.

– Это мне не нужно,– говорит Эдисон.

– Почему? 

– А в чем я ее буду хранить?!!

К 70 годам Томас Эдисон был признанным авторитетом в мировой науке. И это притом, что славе сопутствовало богатство. И то, и другое пришло к Томасу Алве Эдисону – в отличие от многих ученых – при жизни. Многие и до него, и после оканчивали свои дни в бедности или безвестности. Как же удалось пареньку из Огайо, даже не закончившему школу, достигнуть таких высот? В чем секрет успеха Эдисона?

Во-первых: Никогда не забывай об экономической стороне дела.

Эдисон принципиально не брался за проекты, не сулящие коммерческой выгоды, предпочитая «синицу в руках», а не «журавля в небе».

Во-вторых: Для достижения успеха все средства хороши.

Эдисон не чурался использовать наработки других, смешивать конкурентов с грязью и идти к своей цели буквально по головам.

В-третьих: Умело подбирай себе сотрудников.

На свою «фабрику изобретений» Томас Эдисон приглашал талантливых начинающих изобретателей не только из Америки, но и из Европы. В то же время с «нелояльными» и «слишком умными» он расставался без сожаления – как это произошло с Теслой.

В-четвертых: Работа должна быть для тебя всем.

Даже став богачом, Эдисон находил в работе высшее наслаждение. Он крайне редко отдыхал, никогда не занимался спортом, был неразборчив в еде и смеялся над «играми на свежем воздухе». Единственными страстями Эдисона были хороший табак, езда на автомобиле, бильярд и… работа. Работа прежде всего.

В-пятых: Не отступай перед трудностями.

Никола Тесла как-то сказал про Эдисона: «Если бы ему понадобилось найти иголку в стоге сена, он не стал бы терять время на то, чтобы определить наиболее вероятное место ее нахождения, но немедленно, с лихорадочным прилежанием пчелы, начал бы осматривать соломинку за соломинкой, пока не нашел бы предмет своих поисков».

Уже на склоне лет почти 70-летний Эдисон, задавшись целью в исключительно короткий срок создать завод синтетической карболовой кислоты, бессменно проработал 168 часов, не выходя из лаборатории.

В-шестых: Всегда будь уверен в собственной правоте.

Умирая, 85-ти летний Эдисон сказал жене: «Если есть что-нибудь после смерти, это хорошо. Если нет, тоже хорошо. Я прожил мою жизнь и сделал лучшее, что мог...»

Андрей Медведев. Журнал "Планета", ноябрь 2008.

США. Штат Калифорния. 1943 год.
Несмотря на раннее утро, журналисты, собравшиеся в здании Верховного суда, изнывали от удушающей жары. Казалось, природа намерилась устроить американцам настоящий ад.
На лбу верховного судьи выступил пот. Но виноват в этом был не только летний зной. Пришла пора обнародовать заключение комиссии по делу, которое длилось уже двадцать восемь лет. Чиновнику предстояло назвать имя создателя радио.
До этого дня им по праву считался итальянец Гульельмо Маркони, который в 1896 году послал первые кодированные сигналы на расстояние в 1,6 км. Однако через девятнадцать лет в суд с протестом явился серб Никола Тесла. В его заявлении значилось, что Маркони незаслуженно присвоил себе звание изобретателя радио, так как Тесла еще в 1893 году во время своих лекций в институте Филадельфии рассказывал о теоретическом способе передачи сигналов и энергии на разные расстояния.
И вот под сводом зала заседаний раскатился стук деревянного молотка.
– Встать. Оглашается решение Верховного суда, – прогремел раскатистый голос секретаря судебного заседания.
В тот день подтвердился приоритет Николы Теслы перед Маркони. Однако ни осаждающие зал заседаний журналисты, ни сам верховный судья не знали одного факта: итальянца и серба на несколько лет опередил ученый из Беларуси. Его звали Якуб-Сармат-Жигимонт Наркевич-Ёдка.

Его называли музыкантом от Бога…

Мать Якуба происходила из славного рода Костюшко, чем весьма гордилась и всячески старалась это подчеркнуть. Полагая, что судить о ней будут по детям, она уговорила мужа, Оттона Наркевича-Ёдку, дать им самое лучшее образование.

По мнению аристократичной Анели Яковлевны, ее чада должны были не только прекрасно знать арифметику, владеть чистописанием, разбираться в литературе, свободно разговаривать по-французски, но и усердно развивать свои таланты. Гений Якуба она видела в музыке. И специально для сына пригласила в родовое поместье учителя игры на фортепиано. 

В тринадцать лет юношу определили в Минскую губернскую гимназию, которая славилась своими педагогами на весь Северо-Западный край – так в XIX веке именовалась Беларусь, входившая в состав Российской империи.

Музыка настолько захватила молодого Якуба, что в какой-то момент он решил посвятить ей всю свою жизнь. После занятий он до позднего вечера оставался в гимназии и раз за разом проигрывал все знакомые композиции. Как только юноша понимал, что может сыграть мелодию даже с завязанными глазами, тотчас же принимался разучивать новую. В пустых учебных коридорах то яростно, то тревожно, то радостно, то грустно звучала музыка великих русских и европейских композиторов.

И вот настал момент, когда ученик осознал, что может достигнуть высот своих учителей. Он начал писать собственные музыкальные произведения.

Весной 1865 года Наркевич-Ёдка шел по узким улочкам Минска, крепко сжимая в руке грамоту об окончании гимназии со степенью бакалавра наук. Впереди его ждало концертное турне по странам Европы, в том числе грандиозное представление во Франции, во дворце Тюильри. Кроме того, он собирался на время задержаться в Париже, чтобы как следует отточить свое мастерство в легендарной консерватории.

Концерты 17-летнего композитора имели колоссальный успех не только среди придворных Наполеона III – Якубу рукоплескали многие коронованные особы Европы. Он охотно давал публичные музыкальные вечера в различных городских филармониях. В светских кругах об одаренном юноше говорили не иначе как о музыканте, которого Бог поцеловал при рождении.

Ценили талант Наркевича-Ёдки и в Российской империи. В 1868 году он получил приглашение в Московское дворянское собрание. Тогда же ему предложили прочесть курс по теории музыки в Мариинском женском училище.

Казалось бы, судьба Якуба определилась наилучшим способом: безбедная жизнь, целиком наполненная творчеством. Но, долетев до музыкальных небес, Наркевич-Ёдка решил там не оставаться. Его душа требовала новых свершений, он не собирался скучать.

Еще гимназистом юноша полюбил естественные науки. Было в них что-то волшебное, волнующее, притягательное. Ради новой страсти он отказался от выгодной должности и уехал за границу получать высшее образование.

С поступлением на медицинское отделение университета в Сорбонне сложностей не возникло. Учеба всегда давалась Якубу с легкостью, а французским он владел в совершенстве. За несколько студенческих лет белорус успел тесно подружиться со многими членами ученой элиты Парижа. Не пропускал ни одного конгресса, научного съезда, семинара.

Между занятиями находил время ездить в Италию, и не для того, чтобы просто полюбоваться собором Святого Петра. У Наркевича-Ёдки были сотни вопросов по практической медицине, ответы на которые он искал у лучших врачей Рима и Флоренции.
Обед за урок музыки 

В 1870 году во Франции началась война, развязанная железным канцлером Германской империи Отто фон Бисмарком. 19 сентября немецкие войска осадили Париж. Блокада длилась более четырех месяцев. Жители французской столицы держались стойко. Однако правительство понимало, что попытка выдержать осаду – безумие, пусть, по словам французского генерала Трошю, «несомненно, героическое».

В первые дни блокады была организована парижская национальная гвардия: все граждане, выразившие желание служить, поступали под командование офицеров. Армия могла обеспечить деньгами тех, кто из-за войны остался без работы. Аристократам даже выдали оружие, в отличие от простых рабочих – буржуазное правительство опасалось, что если жители бедных кварталов вооружатся, то в окруженном Париже неминуемо вспыхнет восстание.

Парижская академия наук, куда приехал в начале 1870-го Наркевич-Ёдка, закрылась. Белорусский студент фактически оказался выброшенным на улицу. Однако, несмотря на это, оружие в руки он не взял, считая неправильным для врача намеренно отнимать жизни людей, которые клялся спасать.

Вместо того чтобы записаться в национальную гвардию, он расклеил по осажденному городу объявления: «Даю уроки музыки. Цена договорная. Якуб Наркевич-Ёдка».

Париж голодал. Через пару месяцев осады в городе практически закончились запасы муки. Хлебный паек пришлось сократить до 30 г в сутки. У мясников в лавках появилось собачье и кошачье мясо: 300 г по цене 5 франков. При этом торговцы, продающие из своих запасов овощи, отдавали одну луковицу не меньше чем за 50 золотых. Нищета достигла предела.

Но даже в эти ужасные дни находились люди, которые приглашали Наркевича-Ёдку учить своих детей. Изголодавшийся музыкант продавал свое умение за обеды.

28 января 1871 года французское правительство подписало перемирие на условиях полной капитуляции столицы и сдачи ее фортов, хотя у армии оставалось еще достаточно сил и средств, чтобы дать отпор немецким войскам.

Через месяц в Версале был заключен предварительный мирный договор, а 1 марта войска противника заняли Париж. Тем не менее, окончание войны не помогло Луи Наполеону Бонапарту III сохранить корону. Император был свергнут, а Франция нарекла себя Третьей Республикой, избрав президентом историка и политика Адольфа Тьера.

Но Наркевича-Ёдку мало заботила смена политического режима, красные флаги на улицах города, пьяные и счастливые французы. В кармане у него был свидетельство об окончании университетского курса и единственное, что его волновало, – это возможность наконец вернуться на Родину.
Ученый помещик 

Приехав домой, Наркевич-Ёдка застал свои владения в страшном запустении. Его отец был тяжело болен и уже не мог заниматься делами. На какое-то время молодому ученому пришлось забыть о своих изысканиях и взяться за восстановлением поместья. Внимательно изучив ситуацию, Якуб пришел к выводу, что система ведения хозяйства безнадежно устарела. Требовались кардинальные реформы. Ему хотелось перекроить все по тем меркам, которые он усвоил в Европе.

К делу юный помещик подошел основательно. Он купил молодых бычков для выращивания, организовал воловью ферму. Таким образом хозяйство одним махом получило и необходимую тягловую силу для обработки земли, и мясо на продажу, и ценное удобрение – навоз.

Первые доходы дали Якубу возможность вновь погрузиться в свои изыскания. Но у дорогой его сердцу науки появилась соперница – дочка бедного помещика Елена Песляк. И хотя девушка была незнатного рода, она покорила сердце ученого своей отзывчивостью и жизнерадостностью. С первой встречи Якуба удивило, с каким интересом провинциальная девушка слушает его долгие и порой маловразумительные монологи о естественных науках. В ней он нашел верного друга и в 1872 году назвал Елену своей спутницей до конца земных дней.

В тот же год Наркевич-Ёдка принялся за строительство метеорологической станции в своем поместье. Он так долго был вдалеке от науки, что, разобравшись с делами сердечными, окунулся в нее с головой. Данными, которые ученый получал из станционных наблюдений, заинтересовалась физическая обсерватория при Академии наук в Санкт-Петербурге. До этого в Беларуси ни в одном городе не было подобных измерительных установок. С Наркевичем-Ёдкой заключили договор о предоставлении перманентных отчетов в Метеорологическую комиссию Русского географического общества.
Аура на память

В 1888 году Якуб Наркевич-Ёдка вместе с женой и детьми решил переселиться в более просторное имение. В новую усадьбу он перевез и свою метеорологическую станцию. Место для нее ученый выбрал в торцевой башне, достигающей 27 м в высоту. 

Каждый день исследователь часами пропадал на своей станции. Ему нравилось под музыку эоловой арфы наблюдать за спокойным движением облаков и за разрывающими небо молниями. Струнный инструмент рождал удивительные звуки: от тихой и нежной мелодии, когда ветер дул несильно, до громкого и пронзительного марша во время грозы. Арфа создавала атмосферу полной гармонии и единения с природой. Под ее песни Наркевич-Ёдка часто представлял, что все в мире наполнено той же энергией, которая вызывает электрические разряды.

Позже из этих ощущений выкристаллизовалась идея: «Человеческий организм постоянно вырабатывает электричество в нервных тканях и представляет собою своеобразную электрическую батарею, постоянно обменивающуюся зарядами с окружающим пространством». Неудивительно, что когда местный крестьянин заговорил о своей способности видеть ауру человека, ученый незамедлительно ему поверил и решил найти способ самому посмотреть на эти разноцветные блики.

Темными ночами в окнах подвала усадьбы крестьяне видели всполохи молний. Поговаривали, что пан привозит туда мертвых и парализованных людей, чтобы поговорить с их душами. Отчасти эти слухи являлись правдой.

В 1891 году перед ученой публикой предстала новая разработка Наркевича-Ёдки – электрофотографирование «без объектива». Принцип основывался на том, что объект, который дотрагивался до фотопластинки под электрическим напряжением, оставлял на ней изображение своего «эфирного тела».

За годы исследований ученый собрал около 1500 таких фотографий. На одних были запечатлены сорванные растения, свечение которых постепенно угасало по мере увядания. На других ровным и мягким светом вырисовывалась рука местного священнослужителя, сфотографированная сразу после молебна. Ослепительные искры проходили между ладонями влюбленных. Большие белые трещины появлялись на отпечатках рук ссорящихся мужа и жены. А как только человек заболевал, его отпечаток покрывался черными точками и пятнами, местами образовывались глубокие разрывы.

С помощью этих фотографий можно было выявить не только физические заболевания, но и психологические, неврологические расстройства и эмоциональное состояние человека. Свое изобретение Наркевич-Ёдка назвал электрографией.

Европейские ученные, присутствующие на демонстрации нового метода диагностики, с восхищением писали в отзывах: «Опыты не только удивили и привели в восторг, но и доказали великую будущность в применении электричества и электрографии».

Для того времени – конца XIX столетия – это был невероятный прорыв в области медицины. В 1900 году члены магнитного отделения международного ученого конгресса в Париже выбрали Якуба Наркевича-Ёдку своим президентом и присудили ему звание профессора электрографии и магнетизма.

Кстати, именно на основе открытия Наркевича-Ёдки впоследствии был создан детектор лжи. Хотя сам Якуб Оттонович использовал свое изобретение исключительно для составления электрограмм, помогающих врачу поставить диагноз и назначить лечение. Этой системой, названной в честь ученного, до сих пор пользуются в различных клиниках мира. А в США с помощью электрографии также проверяют совместимость членов длительных экспедиций, в том числе и космических.
Профессор, радио и цветочный горшок 

Открытие способа передачи информации с помощью электричества в итоге подтолкнуло Наркевича-Ёдку к еще одному важному эксперименту. С помощью 27-метровой мачты из металлического провода вместо антенны, цветка в горшочке, используемого как детектор, и телефонной трубки он еще в 1880 году принимал электромагнитные излучения от грозы, которая находилась в 100 км. Это означает, что за несколько лет до Теслы и Маркони белорусский ученый создал радиоприемник.

Свое авторство он подтвердил 12 февраля 1881 года, когда «с полным успехом» повторил этот опыт на заседании Русского физико-химического общества в Санкт-Петербурге. Позже, в июне 1892-го, профессор еще раз продемонстрировал его в Праге, только вместо комнатного растения использовал одного из своих коллег. Однако получать патент на радио Наркевич-Ёдка не счел нужным: куда более полезным изобретением он находил электрографию.

Вспомнили о его первенстве в области разработки радио лишь единожды – во время заседания Французского физического общества в декабре 1898 года.

«Лоджу принадлежит первая идея телеграфии без проводов, если мы не пожелаем дойти до Наркевича-Ёдки, который двумя-тремя годами раньше выполнил в Вене очень интересные передачи с катушкой Румкорфа, соединенной с землей, антенной и приемником, образованным из антенны и телефона, также заземленного…» – записано в протоколе собрания.

Но, к сожалению, в Америке об этом факте совершенно забыли, когда в июне 1943 года выписывали патент на имя Николы Теслы. Есть мнение, что немаловажную роль в этом сыграли экономические амбиции американцев. Уж очень хотели чиновники США избежать выплат компенсации и отчислений другим странам.
«Человек – мера всех вещей…»

Неважно, были это естественные, гуманитарные или точные науки – за всеми ними для Якуба Наркевича-Ёдки всегда стоял человек. Профессор искренне считал людей сосредоточением всего стоящего, что только существует в мире. В конце концов его основной мечтой стало добиться человеческой целостности как физической, так и нравственной.

В 1882 году Наркевич-Ёдка занялся организацией санатория для парализованных, нервнобольных и болеющих туберкулезом. Основу лечения он построил на электрографическом методе: находил «слабые» точки в организме пациента и, разобравшись в чем заключалась проблема, назначал лечение.

В обязательный реабилитационный курс входил электромассаж нервных узлов индукционным током. Благодаря этой процедуре Наркевич-Ёдка успешно лечил острый ревматизм и даже поднимал с кровати парализованных.

Также лечебный комплекс непременно включал в себя гимнастику, музыко- и светотерапию, принятие воздушных, водных и солнечных ванн. Специально для этих целей Наркевич-Ёдка перестроил оранжерею: на юго-восточной стороне сплошь были огромные окна в пол, наклоненные под углом, чтобы захватить как можно больше солнца. Своеобразный солярий был разделен на три части так, чтобы им могли пользоваться сразу несколько пациентов.

Недалеко от имения профессор приказал пробурить скважину, где добывал для санатория минеральную воду.

В Башкирии Якуб Оттонович закупил табун породистых кобылиц и пригласил хорошо обученных башкирских конюхов ухаживать за ними. И все это для того, чтобы гости санатория могли пить целебный кумыс. Вплоть до наших дней врачи считают, что этот живой напиток помогает в лечении неврозов, улучшает качество крови, борется с туберкулезом.

За лето в усадьбе профессора производили свыше 5000 бутылок кумыса, причем 2000 хозяин санатория велел даром раздавать крестьянам. Поддерживая благотворительность, он также каждый год бесплатно брал в санаторий пятьдесят пациентов из окрестных деревень. А в поселке Песочном за свои деньги открыл для местных жителей аптеку.

Наркевич-Ёдка настолько проникся идеей сделать мир и людей лучше, что даже подписался на должность участкового наблюдателя народной трезвости и несколько раз за лето проводил в своем имении антиалкогольные вечера.

Для крестьян эти дни были настоящим праздником. На народные гулянья приезжали хоры и оркестры из Минска. А после захода солнца Якуб Оттонович устраивал потрясающий фейерверк.

Так радостно и размеренно проходили летние дни, а осенью Наркевич-Ёдка вновь собирался в дорогу. Его ждала наука: он встречался с известными профессорами и врачами, читал лекции в европейских университетах, изучал свойства предметов и явлений, проводил множество экспериментов.

За свою жизнь ученый разработал много чудесных приспособлений для лечения и не только: он повысил с помощью электричества урожайность, создал градоотвод, определил способы точного замера скорости облаков и влажности почвы, попытался постичь основы телепатии.

Болезнь настигла его внезапно. Как и многие врачи, заботясь о здоровье других, он долго не замечал очевидных симптомов у себя. Осенью профессор, как всегда, отправился читать лекции в Италию. Но во время промежуточной остановки в Вене ему стало плохо. Немедленно к Якубу Оттоновичу приехала жена.

Перед смертью он попросил ее сохранить эти строки: «…Надеюсь, мой труд со временем, может быть, принесет результат и мою скромную лепту науке».

Журнал "Планета", август 2012.